более скрытно, чем надо мной. Даже над Марго потешались, я почувствовала это! И вот теперь я, оплеванная, опозоренная, торчу в каком-то подвале без денег и верхней одежды и не знаю, как мне добраться домой. Пешком? На улице снег с дождем и слякоть, а я в тонком свитере и домашних туфлях. Попросить у кого-нибудь мобильник, чтобы позвонить Светке? Но за звонок надо платить, а даже свои три рубля я потеряла. Есть ли на свете еще такой непутевый, глупый, никому не нужный человек?
Тут я наконец заплакала. «Еще и плакса! — мстительно добавила я в перечень собственных грехов. — Плачу второй раз за день. Хорошо, что сейчас нет рядом Макса». И вдруг новая беда, страшнее прежних, обрушилась на мою бедную голову. Макс сегодня видел меня в старом свитере, ужаснувшем Алениных друзей, и я не сообразила переодеться хотя бы после его прихода, чтобы сгладить впечатление! Немудрено, что он не назначил мне встречи. Он не придет больше никогда, никогда!
Не знаю, сколько времени я провела, поливая слезами скрипучий ящик. Наконец, на душе полегчало — обычный результат моих рыданий. Я встала и побрела по лестнице вверх, однако вскоре вынуждена была остановиться. Раздались голоса, а мне меньше всего хотелось демонстрировать окружающему миру помятое лицо и опухшие глаза.
Один голос показался мне знакомым. Алена? Похоже, но манера говорить совсем другая. Алена лениво-снисходительно цедит слова, а тут быстрая, нервная, сбивчивая речь.
— Папа, не убегай! Мне надо поговорить с тобой.
— Ну, говори.
А вот теперь голос мужской, незнакомый, зато манера барственная, Аленина.
— Папа, мне нужны деньги.
— Детка, а ты помнишь, сколько тебе лет? Двадцать один, если не ошибаюсь? Вполне совершеннолетняя.
— Да, я понимаю. Но ты ведь обещал маме, пока я буду учиться, помогать мне.
— И помогаю. Без меня ты училась бы в каком-нибудь малярном училище. С твоими средними способностями тебе было бы не поступить в художественный вуз даже здесь, в Питере. И потом, я ведь разрешил тебе использовать мое имя, а при некоторой сообразительности из него можно делать хорошие бабки. На свете столько дур, готовых заплатить только за то, чтобы их фото вошли в банк данных знаменитого Ильницкого. Сериалы сейчас — золотое дно.
— Вот именно, у тебя золотое дно, а ты жалеешь для меня жалкие гроши! Ведь я же твой единственный ребенок, родная дочь!
— О, — хмыкнул Аленин отец, — да ты стала типичной провинциалкой. Это комплекс Питера — завидовать Москве и, напирая на сантименты, пытаться выкачать из нее деньги. Но совковые времена, когда деньги давали даром, давно миновали.
— Для твоей Лики они не миновали!
Алена выкрикнула эту фразу с отчаяньем, словно бросалась с головой в омут. В голосе Ильницкого зазвенел металл.
— А ты найди себе, как моя Лика, богатого и знаменитого мужа, вот тогда и поговорим. Или, может быть, тебе легче найти себе богатую и знаменитую жену?
— Да — на сорок лет меня старше! И притворяться, что люблю, да?
— Лика младше меня всего на тридцать четыре года, — с холодной яростью уточнил Ильницкий. — Мы с ней по-настоящему любим друг друга. А ты с твоим увлечением девками…
— А ты думал, что я, зная тебя, смогу увлечься мужчиной? Видя, как мама сдувала с тебя пылинки! Как она пожертвовала для тебя всем — молодостью, талантом, красотой! Она могла бы стать знаменитой актрисой, но она отдала всю жизнь тебе! А ты… ты изменял ей, она все терпела, она помогала тебе делать карьеру, и, когда ты наконец добрался до вершины, ты бросил ее! Бросил нас с нею, как ненужный хлам, ради бездарной корыстной куклы! И после этого ты думаешь, что я когда-нибудь поверю мужчине? Что я захочу семейного счастья, которое мой муж в любой момент пустит прахом? Ну, нет! Никогда!
— Это твои проблемы, детка, — все так же холодно прервал Алену отец. — Боюсь, меня заждалась Лика. Да, кстати! Из зависти говорить о ней гадости — не лучший способ раздобыть у меня денег. Учти это на будущее.
Тяжелые шаги немолодого грузного мужчины, поднимающегося вверх по лестнице, заглушили легкий стук Алениных каблуков. Я не успела отпрянуть и, оказавшись с однокурсницей лицом к лицу, робко пролепетала:
— Прости… я здесь случайно… просто заблудилась…
— Как я тебя ненавижу, боже мой, как я тебя ненавижу, — выдохнула Алена, и глаза ее засияли восторгом человека, открывшего давно мучившую его тайну.
— За что? — спросила я.
— Неважно. А знаешь, что я тебе скажу? Марго трахалась с твоим Сашкой. Ей, конечно, это было не в кайф, но уж очень хотелось сделать тебе приятное. Надеюсь, ты рада? Пока, Фрося!
Алена побежала вверх, я медленно пошла за ней. Вот и выход. Под ногами хлюпает, сверху льет, сбоку дует. Холодно, мокро, темно. К тому же страшно — на меня все-таки недавно напали, а каждый раз уповать на благородного спасителя слишком самонадеянно. Я неслась по ночным улицам, а в голове метались бессвязные мысли. Алена лесбиянка, и в этом виноват ее отец. Он бросил их с матерью, женившись на молодой. Бедная Алена! Нет, она все равно противная. Она жадная и злая. Из-за нее я простужусь сейчас и, может быть, умру. Я умру, а потом придет Макс, а я никогда не узнаю про это. Светка будет соблазнять его, а я лежать в могиле. Ни за что, ни за что Алене этого не прощу! И от отца-то ей нужны деньги, только деньги. Марго погибла — но Алену волнует не ее смерть, а то, что иссяк источник дохода. Макс прав — Марго содержала Алену и ее приятелей. Пусть не содержала, но много на них тратила. А еще она переспала с Сашкой. Неужели это правда? Он уверял, между ними ничего такого не было. Впрочем, с чего бы ему в подобном вопросе со мной откровенничать? Алена сказала, Марго спала с Сашкой из-за меня. Они что, решили, я в него влюблена? Вот глупые-то! А Сашка… не похоже, чтобы он любил Марго. Любил бы, совсем по-другому отнесся бы к ее гибели. Но неужели он мог спать с нею просто так, без чувств? Я думала о нем гораздо лучше. Он ведь не Виталик какой-нибудь, он хороший человек. Он говорит, Алена ненавидит меня за талант. Наверное, ужасно ненавидеть? И желать больше денег, чем у тебя есть, тоже ужасно. Не хотела бы я быть на месте Алены. Она несчастная. Зато она давно уже в постели, а я все еще ковыляю по лужам. Я иду больше часа, ветер пронизывает насквозь, тело словно деревянное. Вот и дом, слава богу! И у входа маячит какая-то фигура. Неужели меня снова поджидает хулиган? Нет, это всего-навсего Сашка.
— Ты чего, сбрендила? — невежливо спросил он, узнав меня. — По-твоему, раз март — весенний месяц, значит, надо ходить голиком? Сейчас, между прочим, минус.
— Ты что, думаешь, я для удовольствия мерзну? — огрызнулась я, заскакивая в подъезд. — Это случайно получилось. Меня отвезли на машине, а потом я ушла.
— Ага! — съехидничал Сашка, волоча меня по лестнице. — Сбежала от своего прекрасного принца, так?
— Я сбежала от Алены, — пояснила я. Не очень хотелось отчитываться в случившемся, однако еще меньше хотелось порочить ни в чем не повинного Макса.
— От Алены? Не понимаю.
Я вспомнила отвратительную сцену в кафе Дома кино, и меня посетила идея, от желания реализовать которую я даже остановилась.
— Сашка, — поинтересовалась я, — признайся честно, как я одета?
— В брюки и свитер, — буркнул он. — Без куртки.
— Нет, я про другое! Этот свитер… я в нем очень плохо выгляжу, да?
Действительно, кто внесет ясность в столь животрепещущий вопрос, если не Сашка? С одной стороны, он сообщит именно мужскую точку зрения, что в свете последних событий стало для меня особенно важно, а с другой, не станет церемониться и доложит все, как есть. Он ведь мне друг!
Сашка бросил короткий взгляд на мою грудь и слегка покраснел. Да, грудь у меня слишком большая, а свитер это подчеркивает. Ужасно! И меня в нем видел Макс! Наверное, подумал, что я слишком много ем, поэтому и толстая. Ведь истинная женщина должна клевать, словно птичка!
— Кто тебе сказал подобную чушь? — вывел меня из ступора собеседник. — Ты здорово в этом
