Облако пыли приближалось. Уже стал виден первый всадник в багровом, покрытом пылью кафтане. Привстав на стременах, он скатывался с холма к берегу. За ним на бодрых еще лошадях вылетела вся кавалькада.
— Пора! — скомандовал Старик. — Седлать лошадей!
И пока они, изображая тревогу и спешку, бросали и расправляли потники, укладывали седла, затягивали подпруги и связывали, укорачивая, поводья, головной всадник закричал что — то, показывая плетью вперед, и изо всех сил пришпорил своего коня.
Когда Группа сорвалась с места, стрельцы были уже в воде, и после того, как они выбрались на берег, расстояние между продолжавшим скакать впереди десятником и замыкающим Группу Бартом определилось метров в триста — четыреста. Мистер Томпсон умело вел скачку, не давая угаснуть азарту и выматывая тем самым стрельцов. Расстояние понемногу сокращалось, потом Группа вдруг резко отрывалась, и преследователи, чувствуя, что совсем уже было загнанная добыча вновь уходит от них, начинали яростно нахлестывать лошадей.
Что — то незаметно изменилось в избе, и Григ не сразу уловил — что. Глаза его обежали клеть, сосредоточенно замерших вдоль стен мужиков и, только остановившись на поднявшемся с лавки Прове, он понял: все молчали.
— Ну Чака, — пробормотал он про себя, — теперь держись.
Пров, не спеша, подошел к печи, выгреб кочергой на железный лист несколько угольков, проверил, чтоб остыли. Солнце еще не село, и в маленькие боковые оконца падали от косые лучи, вспыхивали искрами на висящих в воздухе пылинках. Кто — то уже забрал ставнями торцевые, выходящие к дороге, окна, но в боковые окошки хорошо видны были далекие холмы, река, отливавшая золотом под косогором, и луг между господским домом и селом. Тихо было, только шуршала где — то за печью мышь, да тонко посвистывала за окном синица. Неземное, сказочное умиротворение было разлито вокруг, словно специально, чтобы оттенить сжатую до взрыва тревожную тишину в избе.
Выбрав на листе один увлек, Пров, так же не спеша, вышел на середину избы и, опустившись на колени, стал рисовать огромный магический круг. В классическом квадрате он разместил три концентрические окружности, в цент которых решительно врезал моген — довид, после чего запечатал углы квадрата звездами. Однако в дальнейшем традиция нарушалась, и если во внутреннем круге Пров, делая ошибки и постоянно путая наклон палочки в N, все же изобразил кое — как четыре имени демиурга, то во внешнем круге он уже перешел на кириллицу, вписав туда известные каждому русскому ведуну загадочные слова «сатор», «арепо», «тенет», «опера», «ротас», а средний круг вообще оставил незаполненным.
Григ с трудом оторвался от выверенных и точных движений мистагога, разгладил сильно отросшие за последние дни усы.
— Ну ты как? — мысленно окликнул он Чаку.
— Я — ладно. Ты глянь на дорогу!
— Вижу.
Он быстро сообразил, в чем дело. Лошади у Старика были отличных кровей, ахалтекинцы, купленные на Ногайском за очень большие деньги. Но они чересчур долго стояли в стойлах. И даже то, что Мистер Томпсон управлял их обменом, не снимало возникших проблем. Слишком быстро накапливалась и слишком медленно разлагалась в их мышцах молочная кислота.
Группа уже израсходовала все влитые в свинцовую чечевицу шипы, выиграв этим почти километр, пока погоня обходила опасные места по пашне. Но, оказавшись на твердом большаке, стрельцы наддали и быстро вернули потерянное. Расстояние продолжало сокращаться, а Мистер Томпсон никак не мог решиться поднять лошадей в галоп, понимая, что запаленные лошади не выдержат вполне возможного боя.
И тогда Лонч, спрыгнув почти на полном скаку со своего рысака, спешно и бессистемно принялся чертить по пыли концом своего палаша магические знаки, которые, по замыслу Липа, должны были остановить погоню. Скорее всего он творил по ассоциации с происходившим в избе, но круг он выбрал не западноевропейский, а русский, хорошо знакомый стрельцам, с шестью квадратами посередине, и теперь, беспорядочно разбросав вдоль проведенной поперек дороги черты пентаграммы и гексаграммы, быстро заполнял промежутки знаками зодиака, символами планет, староеврейскими буквами, скандинавскими рунами и прочей кабаллистической атрибутикой. Лонч действовал по наитию, и Григ очень надеялся, что его все — таки поймут.
Стрельцам было приказано взять их живыми, и Лонч не боялся, что его подстрелят. Поэтому он бросил чертить, только когда до него оставалось не более ста метров. Однако скакал он все равно во весь опор, низко пригнувшись к холке и даже не оглядываясь. Стрельцы могли по невежеству не понять смысл его закорючек, и тогда стометровый разрыв становился для него смертельно опасным. На самом деле Лонч беспокоился зря. Идея Липа сработала, и Григ, теперь уже глазами Старика, увидел, как сгрудились у перерезавшей дорогу линии кони стрельцов, и возликовал, глядя на растерявшихся здоровенных парней, с детским испугом осеняющих себя крестным знамением и озадаченно тычущих пальцами в явно разящие серой знаки. В эту минуту ему даже показалось, что они готовы повернуть назад.
Но надеждам его не суждено было сбыться. Кровь у Федора Лопуха была горячая, да и зашел он уже так далеко, что никакой черт ему не был страшен. И вспомнив, наверное, как объезжали они только что шипы, он проорал что — то непонятное и, махнув рукой, съехал с большака на пашню. За ним тронулись и остальные. Через пять минут они снова были на дороге, и оборачивающийся вместе со Стариком через плечо Григ с ужасом отметил, что накопленный разрыв стал снова неумолимо сокращаться.
Сидевшие в ожидании мистерии артельщики тихо молились, закрыв глаза. Пров уже закончил рисовать круг и, обозначив в нем проход, теперь вычерчивал у глухой восточной стены избы треугольник, в котором должен был появиться столб.
— Хорошо, что проход прямо напротив дверей, — сказал Григ Гному. Контактер удобно вешать.
— Это не напротив дверей, — отозвался Гном. — Это на север.
— На север? Почему на север?
— У Люцифера там престол.
— А, — сказал Григ. — Понятно. Покажи мне Кузьму.
Выполнявший обязанности дьякона Кузьма возился за печкой. Со стоявшей там камеры Григ видел, что он раскладывает на железном противне треугольные просфоры подозрительно ржавого цвета. Скорее всего, их лепили, когда он ходил с Чакой на речку. Но просматривать запись Григ не стал. Цветом своим просфоры, видимо, были обязаны морковке. Но даже если бы они были замешаны на крови младенцев, ему в любом случае пришлось бы причаститься.
Уложив последнюю просвирку, Кузьма поднял противень, и именно в эту минуту отказавшиеся от попыток взять Группу живьем стрельцы осыпали сантеров градом стрел. Григ, видевший все глазами Старика, словно на своей шее ощутил тяжелую ладонь Мистера Томпсона, бросившего его к холке коня, и понял, что это «обрыв». Он знал этот прием, когда всадники как бы сваливаются с седел и скачут, прижавшись к ребрам лошадей. Беда была в том, что «обрыв» спасал только от первого залпа, поскольку следующий раз стреляющие брали гораздо ниже, и Григ понимал, что именно так они сейчас и поступят.
Собственной кожей он чувствовал торопливые движения стрельцов, вытаскивающих из колчанов и саадаков новые стрелы. Несколько долгих томительных мгновений, потом взгляд Старика выхватил первые вскинутые луки, и тут же земля вздыбилась и бросилась в лицо. На этот раз Мистеру Томпсону пришлось устроить «завал», уложив и всадников, и лошадей. Однако ушедшие на «завал» сорок секунд сильно сократили разрыв, и когда лошади вновь оказались на ногах, Григ увидел стрельцов так близко, что понял: следующего выстрела быть не должно.
В этом деле он соображал не хуже Мистера Томпсона, и хоть обмен мыслями с Группой очень строго контролировался Гномом, считавшим, что ему не вынести напряжения, возникавшего при таком распределении внимания, Григ и без того знал, что иного выхода, как остановиться и принять бой, у Группы нет. Можно еще было пытаться уйти в лес, но быстро мчаться на коне по лесу невозможно, а спешившаяся Группа теряла все свои преимущества, и против двадцати дюжих молодцев ей было не устоять. Поэтому услышав специально пропущенную Гномом короткую фразу Старика «Сейчас нас окружат. Стать: голову в хвост!», Григ не удивился, но сердце его тоскливо сжалось, хотя пока еще ничто не предвещало близкой беды.
