— И ради этих денег, — меня уже трясло, — ты вдруг ударил ее по голове?
— И вовсе не вдруг, — обиделся Витя. — Я заранее определил время и место, молоток приобрел. По пистолету могут найти, а молотки все одинаковые. Я расписал свои действия по пунктам, обдумал внимательно. А как же? Без плана только маньяки всякие убивают. Я знал, что смерть такой древней старушенции вряд ли заинтересует милицию. А если и заинтересует, так меня никто не вычислит. Это только ты меня вдруг вычислила. Но вовсе не потому, что ты такая умная. Просто у баб интуиция. Вы задействуете другое полушарие.
— Все равно, с помощью какого полушария, — зашипела я, — но я вычислила тебя и засажу за решетку! Да сто лет твоей паршивой, полной зависти жизни не стоят одного дня Софьи Александровны! Она радовалась каждой минуте, а ты ее убил! И мне не жаль, совсем не жаль выдавать тебя милиции! Не жаль, понимаешь!
Господи, какое я испытала облегчение, когда перестала притворяться и вылила все, что у меня на душе! Какой груз с этой души свалился! Я выполнила просьбу своей умирающей подруги — нашла ее убийцу. Он будет наказан. Мне его действительно не жаль.
— Ты что, собираешься меня выдать? — с непритворным изумлением выдохнул мой собеседник. — А я-то уши развесил! Вот это женская непорядочность. Делают вид, что все понимают, а сами… Хорошо еще, что я ожидал чего-то подобного. После того, как ты сперва клеила меня, а потом отшила, я подозревал, что ты двуличная.
И он неожиданно вытащил откуда-то из-под пиджака молоток.
— Витя, — растерялась я, — ты что, всерьез собираешься меня убить?
— А что мне остается? — агрессивно ответил он.
— Не знаю, — пролепетала я. — Я всегда считала, что тебе нравлюсь.
— И нравишься. Я, может, на тебе даже жениться собирался. Получил бы деньги и женился. Но мне же всегда не везет! Думаешь, мне такая радость пристукнуть именно тебя? Еще попадется ли мне другая, такая красивая. Но ведь ты иначе всем расскажешь. Я вынужден.
— Но тебя могут заподозрить.
— А почему меня? Скорее Олега. Последнее время ты клеила его. И вообще, ты из тех, кто пускает в дом кого попало. У тебя даже цепочки дверной нет. Это в наши-то времена, при нашей преступности! Никто даже и не удивится.
Во время этого диалога он стоял между мной и входной дверью, загораживая выход. Я попыталась его обогнуть, но тут…
— Руки вверх! — раздался громкий и словно незнакомый голос. Наконец-то! А то я уже всерьез испугалась.
— Весь ваш разговор записан на магнитофон, — проинформировал Витю Нецветаев, появившийся из соседней комнаты. — Поэтому запираться бесполезно.
Раздался грохот. Я вздрогнула и нервно рассмеялась. Это Витя выронил молоток. Он слишком привык действовать по плану, и неожиданности выбивали его из колеи.
— Наденька, открой-ка дверь. Там должны быть мои ребята.
Ребята оказались на месте. Они нацепили на оцепеневшего Витю наручники и запихнули в лифт.
Глава 10
— Ну, вот, — вздохнул Павел Сергеевич, проводив их глазами. — Все обошлось. Но, конечно, не стоило нам так рисковать.
— Да какой тут риск! Мы же обо всем договорились.
— Да, но если б ты через мою голову не оставила этому психу компьютерное письмо, я бы в жизни на это не пошел.
— Чтобы не рисковать молодой, цветущей девушкой, — сообразила я.
— Вот именно. Хорошо еще, что я почувствовал, как ты собираешься провести меня с этим твоим «я ничего больше не буду предпринимать, не посоветовавшись с вами», — цитата была произнесена с крайним ехидством.
Я улыбнулась:
— Вы тоже психолог и догадались, что я
— Ну, если наличие риска тебя утешит… Откровенно говоря, мне следовало выйти несколько раньше, а я в какой-то момент растерялся. Недаром считается, что хирург, например, не имеет права делать операцию человеку, который… — мой собеседник запнулся, — в котором принимает слишком живое участие.
— А вы слишком дорожите молодыми, цветущими девушками, это я заметила. Знаете, Павел Сергеевич, что еще меня радует? Теперь Костик вынужден будет прекратить свои махинации, и Светлана Петровна успокоится. Хоть вы и не занимаетесь хозяйственными преступлениями, но он не захочет уж так нагло рисковать.
— Да уж надеюсь. Иначе его быстро приструнят, так ему и передай. Это только сейчас я спущу все на тормозах. Интересно другое — что ваш Витя скажет о втором убийстве?
— Втором убийстве? — мой голос дрогнул, а сердце бешено застучало.
— Прости, я не хотел тебя пугать. Тебе и так сегодня досталось. Просто я почти уверен, что ваш коммерческий директор утонул не случайно. Наверняка Витя ему помог. Другой вопрос, что тут ничего не докажешь, так что я особо копать не собираюсь. Для приговора вполне достаточно того, что мы сегодня записали.
Я вздохнула.
— Тебе что, теперь и его жалко? — удивился Нецветаев. — Я считаю, у нас с тобой сегодня великий день. Такое дело завершили, и так классно. Я полагаю, это следует отметить. Рабочее время мое истекло, так что дела могу отложить на утро, а сейчас хочу пригласить тебя в ресторан. Событие того стоит! И не называй меня больше Павлом Сергеевичем, а? Не такой уж я старик. На «ты» и Паша.
И он весело засмеялся.
— Простите, — тихо сказала я, — но я бы хотела побыть одна.
Нецветаев помрачнел, постучал пальцами по столу, потом неожиданно спросил:
— Уверена?
— Вполне.
— Ну, хозяин — барин. Раз так, отправлюсь допрашивать твоего ухажера. Спокойной ночи, Надежда!
И он ушел. Он ушел, а я достала сверток, полученный от Софьи Александровны, и разложила его содержимое на столе. Тетрадь, фотографии, справки. Возможно, завтра Павел Сергеевич спохватится и решит забрать это или скопировать. Но пока оно мое, и только мое. Моя наставница права — людьми манипулировать очень легко. Разумеется, требуется приложить некоторые усилия, однако в данном случае я имею готовый материал. Вот Зинаида Ивановна, вот Андрей. Они говорили со мной совсем недавно, и я поняла, что они к моим услугам. Правда, Костик ускользает, поскольку вынужден будет вести добропорядочную деловую жизнь, однако это ненадолго. Он быстро придумает новые финты, а я сумею их обнаружить и получать с этого доход. А вот фотографии, благодаря которым я всю жизнь смогу держать в руках человека, нанесшего мне самый страшный для меня удар. Он разбил мое сердце, я же легко сумею разбить его жизнь. Как все это просто, господи!
Я вытащила из духовки железный противень и положила свое богатство туда. Потом взяла спичку, зажгла и поднесла к листам. Тетрадь, от которой я оторвала обложку, занялась почти сразу. Неохотнее всего горели снимки. От них распространялся удушливый запах, и я открыла окно. Пришлось зажечь новую спичку, потом еще, а через какое-то время от наследства Софьи Александровны осталась лишь горстка пепла. Я смыла этот пепел в унитаз и спустила воду. «Вот и все», — вслух произнесла я.
