в которой есть старинные рисунки.
17 марта.
Километрах в двадцати к западу от побережья Байкала, за сопками Приморского хребта, в стороне от укатанных лесовозами дорог, осела в долине деревня Куртун. Шесть десятков потемневших от времени изб вдоль единственной улицы. Тайга, запнувшись у околицы, обошла деревню стороной, по склонам сопок, берегом реки, и снова разбежалась по долине. Я уже знал, что Куртун — отделение колхоза: здесь расположена молочная ферма, а дом бригадира от магазина второй. Шагая по пустынной улице за магазином, я свернул в какой-то проулок между домами и неожиданно очутился на заднем дворе, отгороженном от избы пристройками.
У поленницы на голой земле стоял на коленях старик. Пепел волос на темени, потемневшее, опавшее морщинами лицо. Залатанная гимнастерка обвисла на костлявых плечах. Щуплой, вздрагивающей рукой он придерживал перед собой полено и с выдохом опускал тяжелый топор. Полено звонко раскалывалось. У старика еле хватало сил, чтобы подтянуть к себе следующее. Руки его бессильно дрожали. Подтянув полено, старик некоторое время неподвижно сидел, уронив на грудь голову. И только вздрагивали узлы вен на жилистой шее. Я застыл у поленницы, потрясенный, не в силах двинуться с места. Старик медленно поднял голову, а я стоял, словно врос в землю на этом дворе.
— Отец, может, помочь вам… — услышал я свой хриплый голос.
Он всем телом повернулся ко мне, и с опавшего, темного лица на меня в упор глянули светло-синие, подернутые дымкой глаза.
— Здравствуйте, — выговорил он, не опуская своего взгляда. — Спасибо на добром слове… А помогать мне не надо, слава богу, помощники есть. Сыны со мной живут…
— Так зачем же вы себя не жалеете! Зачем вам это нужно?!
Сухие губы старика вздрогнули и расползлись в какой-то беспомощной улыбке. Из кармана гимнастерки он вытащил пачку «Прибоя» и долго мял папиросу в скрюченных пальцах.
— Да как же без работы, сынок?.. Мне уж восьмой десяток на исходе… Без работы, я понимаю, никак нельзя… Чуть руки опустишь, глядишь, и смерть в головах… Нет, без работы теперь никак нельзя!
Говорил он медленно, словно выдыхая из себя каждое слово. Мне показалось, что он смотрит и не видит меня и говорит не мне, а отвечает вслух своим неотвязным мыслям. Задохнувшись табачным дымом, старик долго кашлял, придерживая грудь ладонью. Потом осторожно пригасил папиросу и сунул ее в пачку. Поставил перед собой полено, занес топор — и, словно выдох после долгого напряжения, удар старика был тяжел и точен. Он уже не видел меня. А я стоял, не в силах уйти со двора, стараясь понять, откуда же берется сила в этом тщедушном, беспомощном теле, в этой худой руке, твердо стиснувшей топорище. И я невольно преклонялся перед человеком, вступившим таким способом в борьбу с одряхляющей, беспощадной старостью.
Бригадир Иннокентий Петрович, приземистый, плотный мужчина с серебристой щетиной на округлом лице, бесцеремонно оглядел меня с головы до ног, покосился на полевую сумку, вытер испачканные тавотом руки и пригласил зайти в избу.
— Ну как же, есть у нас такая пещера! — не без удовольствия ответил Иннокентий Петрович, выставляя на стол чугунок с молоком, початый каравай домашнего хлеба и засахаренную бруснику в деревянной тарелке. — Еще мальчишками мы туда бегали, и рисунки, помнится мне, какие-то там были. Да вы не беспокойтесь, они и сейчас там, все вам покажем…
Обуреваемый жаждой открытий, я неловко заторопился и полез было из-за стола, попросив указать мне дорогу к пещере. Иннокентий Петрович задержал у рта кружку и, округлив глаза, уставился на меня, укоризненно покачивая головой — Вот тебе раз! Как же так, не успели зайти в избу, а уж на порог оглядываетесь? Неладно это. Никуда пещера от вас не уйдет. Сейчас чай пить будем, я уж и хозяйку кликнул. А там и поедете верхами. Я вам и провожатого дам, зачем одному. А вечером соберем в клубе народ, если время у вас будет, новости расскажете, для нас каждый приезжий человек в радость. Сами понимаете, хоть и двадцатый век на дворе, а мы все же в тайге живем и не всеми благами цивилизации пользуемся. Вот наша беда, — он кивнул на батарейный приемник «Родина», — с батареями морока, порой не найдешь их в Иркутске, а электричества у нас по сей день нету, хотя такой леспромхоз под боком! Второй год все обещают линию подвести! Мы уж и столбы поставили, а они все тянут волынку! Разве это по- соседски?
…Моего провожатого зовут Алексей. Парень чуть не два метра ростом, косая сажень в плечах, ватник того и гляди по швам треснет. Алексей едет впереди меня, ремни стремян он отпустил полностью, а все равно, когда ноги поставит в стремя, колени едва не достают до подбородка. Смотрю на него и не перестаю дивиться: каким же молоком выкармливают эдаких богатырей! По специальности Алексей тракторист, по совместительству продавец единственного в Куртуне магазина, но в душе он настоящий рыбак и охотник.
Мы едем по лесной тропинке, и все время приходится нагибаться и отводить ветви. Кобыла подо мной оказалась ледащая. Сначала она никак не хотела выходить из-за ограды конюшни, а в лесу то и дело взбрыкивала задом, и, теряя стремена, я мешком хлюпался в седле. Алексей поглядывал на меня и добродушно посмеивался. Наконец я решил проявить волю: несколько раз вытянул строптивицу ремнем, она закрутилась, недовольно зафыркала и потрусила рысцой. На том и поладили.
Небольшая пещера, прозванная в этом краю пещерой Мингалы, расположена в скалах, метрах в трех над землей. Вход узок, и забраться внутрь трудно. У входа на фоне темной стены — рисунок, сделанный красной краской. Я стал перерисовывать его в свой дневник. Алексей, едва протиснув голову в щель, сосредоточенно дышал мне в затылок, наблюдая за моей неверной рукой.
На земляном полу были разбросаны истлевшие кости изюбра, лося, косули. Определением костей занимался Алексей, и, слушая его объяснения, я ни на мгновение не сомневался в достоверности его слов, настолько детально рассказывал он, какая кость от какой части тела. Алексей говорил, что раньше здесь находили костяные ножи и наконечники для стрел. Если верить преданию, слышанному в окрестных деревнях, пещера служила жертвенником жившим здесь монголам. Но больше всего удивляла яркая краска рисунка, хорошо заметная даже в полумраке пещеры.
Алексей предложил покопаться в пещере, уверяя, что мы обязательно наткнемся на что-нибудь интересное. Велик был соблазн иметь в своей коллекции, например, костяной нож из пещеры Мингалы. Но, подавив соблазн, я объяснил Алексею, что это увлекательное и кропотливое занятие достойно лишь рук археологов.
Возможно, что, путешествуя по Байкалу, они отыщут деревню Куртун. И совсем не обязательно отрывать от дела Иннокентия Петровича. Любой мальчишка проводит к пещере. Она расположена километрах в полутора от Куртуна, на северо-запад. (Хочется добавить, что впоследствии, просматривая научную и художественную литературу о Прибайкалье, я так и не нашел ни одного упоминания о пещере Мингалы.)
Иннокентий Петрович встретил нас у околицы. Он ссадил Алексея и, сам взобравшись в седло, предложил мне проехать на ферму «Топило», расположенную километрах в четырех от деревни. Поехали. Ферма животноводческая, а зовется «Топило» потому, что она как островок посреди болот. Узкая колея петляла по тайге и, наконец, вывела нас к этому островку. На просторной поляне два коровника, сарай с продавленной крышей и поодаль избушка с пестрыми, веселыми занавесками на оконцах. Вокруг таежная тишина. Не успели мы привязать лошадей к слегам ограды, как из ближайшего коровника донесся зычный мужской голос:
— Пеструшка! Утес! Сиротка! Куда лезете, разгильдяи! А ну на место! Я кому сказал, неслухи!
Иннокентий Петрович усмехнулся и кивнул на коровник:
— Телятник наш Михаил со своими воюет…
Мы вошли в помещение, и я невольно остановился на пороге. Снаружи невзрачный, с подслеповатыми окнами, кормник внутри словно весь светился. Какая-то необычная чистота и порядок просто бросались в глаза. Весь пол устлан ровным слоем золотистой соломы, в одну линию свежеокрашенные оградки вольеров, вдоль них продолговатые корытца, обструганные до желтизны. Потолочные балки покрыты ровными мазками известки, свисают керосиновые фонари с вычищенными и зарешеченными стеклами. От парящего котла на печи разносится влажный, душистый запах леса. За печью невысокого роста мужчина с поварешкой, парусиновый передник достает почти до полу, на голове зимняя
