енисейского бортника.
Поздоровавшись с вошедшим раскрасневшимся Игорем Сергеевичем, Петр сразу же сообщил ему о том, что он обдумал вчерашний разговор и теперь полностью согласен на продолжение обучения в сельхозакадемии.
— Но у меня и думка уже одна есть! — проговорил Беклемишев серьезным голосом. — Насчет картошки.
— Говори! — с улыбкой воскликнул Моисеев, приглашая гостя за стол, где в открытом им чугунке, раздражая ноздри не завтракавшего еще Петра, ароматно запахла овсянка. — И угощайся давай!
Марина поставила перед парнем тарелку и ложку, подвинула хлеб и указала на мед. Юноша же только сейчас заметил ее округлившийся животик — жена начальника енисейской фактории была в положении.
— А-а… Такова моя думка, — спохватился юноша. — Нонче же вы сами картошку садите, уход за ней ведете…
— Мы приглашаем огородников с Енисейска, — подперев голову кулаком, произнесла Марина, с интересом поглядывая на гостя. — Не даром конечно же.
— Вот! Все одно — не даром же! А ежели и вовсе они растить картошку будут? Для вас, знамо дело. Толк быстрее выйдет.
— Ага! Я понял! — едва не уронив ложку, воскликнул Моисеев. — Ты хочешь, чтобы енисейцы выращивали наши корнеплоды, а заодно, научившись за ними ухаживать, и себе оставляли, на рассаду?!
— Угу, идея — супер, — кивнула удивленная Марина. — Петя, ты молодец! Енисейцев мы озадачим, а томичи и тобольцы уже на тебе будут.
Довольный собой, Беклемишев-младший принялся уминать подстывшую кашу, добавив в нее медку.
Этот день принес в крепость не самые лучшие новости. Из дальней разведки вернулся Мирослав Гусак, ушедший по реке неделю назад. Капитан подтвердил Матусевичу данные прежних донесений с погранзаставы. Две смены пограничников регулярно радировали о начале концентрации маньчжуров в районе, после того как на юго-запад ушло большинство из тех, кто участвовал в недавнем налете на присунгарийские поселки. Разведка, проводимая погранцами, выявила войсковой лагерь врага, расположенный на значительном удалении от берега Сунгари, на возвышенности, отстоящей на несколько сот метров от густого леса, окружавшего ее.
На том холме ранее находились кумирни солонов, где они часто проводили шаманские обряды. Теперь солонские поселения пустовали — жители были угнаны в глубинные районы Маньчжурии, а оккупанты, порушив идолов, пытались обустроиться на том месте как можно быстрее. Лейтенант Волков, а потом и его сменщик, старший лейтенант Линевич, доносили о строительстве древоземляных укреплений и небольших числом караулах маньчжуров, выдвигаемых ими по всем направлениям вокруг лагеря. Было ясно, что они не желают, чтобы работы были обнаружены раньше времени. Матусевич, держа в уме недавнее нападение, предположил, что цинские власти решили возвести неподалеку от обнаруженной ими погранзаставы крепость с казарменным городком, где со временем маньчжуры смогли бы разместить войска, а в нужное им время ударить по противнику. И в первую очередь удар будет направлен по лояльным русским поселкам местных народностей. В прошлый раз врагу удалось, разгромив небольшие отряды самообороны четырех таких поселений, сжечь их дотла, предварительно ограбив. Старост и членов их семей маньчжуры предали лютой смерти, а тех, кого не побили до смерти, увели в Маньчжурию. Это был серьезный удар по репутации хозяев Амура. Впредь подобного допустить было нельзя. В этой связи сунгарийский воевода приказал князю Лавкаю ускорить вывод жителей селений, присягнувших русским, на новые земли по берегам Амура, Зеи и Кумары. Лавкай, в силу своего недюжинного ума и организационных способностей, постепенно становился левой рукой Матусевича. Правой все же оставался Лазарь Паскевич, боевой товарищ Игоря.
Собравшись втроем — Матусевич, Паскевич и Гусак — в рабочем кабинете начальника Сунгарийского края, друзья обсуждали действия маньчжуров. На огромном, крепком столе Мирослав разложил лист бумаги, на котором он зарисовал схему вражеского лагеря и обозначил пути прибытия подкреплений и продовольствия. К сожалению, захватить толкового языка капитану не удалось. Двое суток были потрачены на выяснение всех караульных маршрутов маньчжуров. После чего Гусак решил брать наиболее отдаленную точку наблюдения врага — на берегу Сунгари.
Ранним утром дюжина его бойцов разместилась на тропе, по которой должны будут пройти сменщики тех, кто уже сутки находился у Сунгари, наблюдая за рекой. Вскоре появились четверо вражеских воинов — в том числе и офицер, который был нужен Мирославу. Короткая схватка закончилась, и в руках бойцов оказались трое — передний латник был застрелен из лука. Два копейщика лежали, уткнувшись лицом в примятую траву, боясь даже дышать. Офицер же полусидел, прижавшись к стволу сосны с приставленным к шее штыком винтовки, затравленным зверем смотря на окруживших его людей. Бывший в группе крещеный солон принялся переводить ему вопросы Гусака. Хищно скалясь, маньчжур молчал, Мирослав же подумал о том, что придется прибегнуть к иным способам допроса. Но вдруг пленник хрипло рассмеялся и, схватившись за ствол винтовки, сильнейшим рывком вогнал себе в шею широкое лезвие. Капитан разочарованно выругался. Недолго понаблюдав за мучениями маньчжура, он приказал добить его. После чего Гусак принялся за солдат, но они оказались абсолютно несведущими в планах руководства и не смогли удовлетворить своими ответами сунгарийца, рассказав лишь о своем пути сюда и количестве воинов в своем отряде. Закололи штыками и их.
Пост маньчжуров на берегу Сунгари решили оставить на потом, но через некоторое время со стороны лагеря к берегу направилось не менее пяти десятков воинов, в том числе и конные лучники. Бойцам пришлось отойти, а вскоре Мирослав принял решение возвращаться. Пока было известно лишь то, что цинские власти будут наращивать свое присутствие тут, — это подтверждалось неуклонным увеличением численности их воинского контингента. Видимо, это будет происходить до определенного момента, после чего последует следующая атака на их противника — русских. В том числе и силами ополчений местных племен, подчиненных маньчжурам. Разведчики видели в стане врага и их представителей. Учитывая недавние рейды маньчжуров, Мирославу стало ясно, что против них империя Цин планирует использовать партизанскую тактику.
— А это их единственный шанс, — согласился с мнением капитана Матусевич. — Появление лагеря, удаленного от берега, говорит о том, что они понимают — река для них очень опасна. А в открытое столкновение они пойдут только после того, как высвободят часть войск из Китая. Но это будет не скоро…
— У нас еще есть время, — проговорил Паскевич. — Хорошо бы помочь минским властям, чтобы цинские завязли в Китае надолго.
— А ты помнишь, что было, когда ханьцы влезли во Вьетнам? — произнес Игорь, скрестив пальцы рук.
— Ага! — с готовностью воскликнул Мирослав. — Русия, Туркестан, Халха и Индия привели войска в готовность и кое-где перешли границы Ханьской империи. Те и отступили.
— Верно! — кивнул Игорь. — В нашем случае хватит и халхасцев, но, дай бог, скоро и корейцы скажут свое слово — я надеюсь, им все же хватит смелости на решительный шаг.
— В конце концов, у нас есть Хеджон, и он настроен решительно! — заметил Лазарь.
— Тоже верно, — улыбнулся Матусевич. — Его полк в принципе готов к боевым действиям.
— Вот пусть и начнут терроризировать стройку! — с энтузиазмом предложил Гусак. — Придать им минометы да пару эскадронов лавкаевцев! И я готов вернуться туда снова!
— Думаю, так и будет, — покивал Игорь. — Это лучший вариант — пусть принц своих «гневных» проверит в бою. А вот лавкаевцев я им дать не смогу — в Науне волнения, да и дючерские вожди подымают голову.
