зверский голод, он поднялся в свой кабинет и принялся работать с бумагами. Осмотрел он и список купцов, кои желали торговать в Сибирской Руси. Вологодские, ярославские да тверские все были торговцы.
«Стоит и там дворы открыть», — подумал Павел, раздумывая о недалеком будущем.
Вскоре в дверь постучали — Никодим Иванович Сомов, управляющий двором, осведомился насчет того, примет ли ангарский посол купчишек, что грамотой на дозволение торговли не удовлетворились, а пожелали поговорить с самим хозяином двора. После чего в двери протиснулись первые двое купчин, не пожелавшие уступать друг другу дорогу, а оттого зыркавшие теперь аки коршуны. Следующих Павел принимал уже по одному. Каждый из торговцев был с подарками, которые пришлось принимать, а вот предлагаемые деньги ангарец не брал, брезгливо морщась.
— Злата у меня и так вдоволь, к чему еще и ваше? — махал рукою Грауль. — Вы бы образцов сукна принесли.
Последним зашел Демьян Поздняков, смоленский купец, предлагавший льняное полотно и выделанную кожу. Взамен он хотел купить квасцов для протравы ткани перед крашением, самих красителей, а также посуды стеклянной и металлической да иголок. Поговорив об этом, купец обсудил и дорогу до Енисейска, и количество необходимой провизии, и время в пути, и многое другое. И уже собравшись уходить, вернулся назад и хотел было озадачить подуставшего ангарца очередным вопросом:
— А ишшо, бают, у вас есть… — начал торговец.
— Есть, Демьян… Как по батюшке? — перебил его ангарец.
— Осипов…
— Так вот, Демьян Осипович, возьми у Никодима Ивановича наш каталог — в нем все есть, что на продажу идет. — Павел подался вперед. — А уговор наш знаешь ли?
— Что за уговор? — нахмурился смолянин. — Нешто умаслить надобно?
— Нет! Коли с собою приведешь людишек справных, охочих под княжескую руку уйти, цена будет иной. А то и без платы кой-чего отдадим, — пояснил Павел. — Но об сем говорит не след, токмо ты и верные тебе люди знать должны.
Грауль встал, давая понять, что разговор окончен. Однако купец, заторопившись, все же не преминул задать еще один вопрос:
— А верная ли молва идет, что князь ангарский — кудесник?
— Что… Что за молва такая? — удивился Павел. — Да ты слушай больше! И не то наговорят!
Выпроводив, наконец, торговца, Грауль принялся разбирать бумаги, пришедшие за последнее время. Среди них была и просьба Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина к ангарскому послу посетить его двор. Эту бумагу Павел отложил в сторону, к карельским бумагам, как одну из важнейших. Ну а сначала следовало разобрать донесения прикормленных ранее посольских дьячков. Тогда же вспомнил он и о молчавшем ангарском священнике: «Что-то отец Кирилл совсем пропал, давненько весточки от него никакой не было».
Вечером Павел решил проверить, как разместились в гостевом корпусе шведы — ведь их было немало, помимо самих членов семьи Оксеншерна, там были и служанки, и повара, и цирюльники, и ловчие, и музыканты, и даже две дюжины охранников, пусть и невооруженных. Заодно Грауль хотел поговорить со старшим сыном бывшего риксканцлера, Йоханом Аксельссоном. Для начала ангарец с помощью Харальда, эзельского датчанина-переводчика, осведомился у Йохана, не имеется ли у того какой-либо просьбы или пожелания, не нужно ли чего для облегчения их положения.
В ответ швед молча помотал головой, а чуть позже проговорил:
— По правде говоря, я думал, вы оставите нас в Пернове, а не повезете в глубь Московии…
— Мы могли бы находиться под арестом и в Эстляндии, — вторил ему присутствовавший тут же Эрик Аксельссон, младший брат. — Вместе с отцом.
— Он приедет к вам позже, — сказал Павел. — А ареста не будет. Если от вас отказалась королева Кристина, то великий князь Сокол с радостию примет вас на честную службу. А у меня есть еще вопросы…
Грауль повернулся к Йохану.
— Я не успел поговорить с тобой в дороге, — начал разговор Павел. — Но теперь мне это нужно, дабы прояснить для себя некоторые детали…
Ангарец подождал, покуда Харальд переведет старшему Аксельссону его слова.
— Что вы хотите знать, господин барон? — не слишком любезно проговорил Йохан, убирая прилипшие к мокрому лбу волосы. — Неужели отец мало вам рассказал?
— Я хотел бы выслушать вас, — отвечал Грауль. — Почему вдруг вашу весьма уважаемую семью так запросто свергли, убрали со всех постов, лишили замков и поместий?
— Вы спрашивали отца об этом, — устало проговорил швед. — Что же, я повторю… Неудачи в войне нужно переложить на чьи-то плечи, так? Но королевский двор не может быть запятнан! Верно?
— Наверное, — пожал плечами Павел, с интересом посматривая на розовеющее лицо собеседника.
— Интриги тоже не вчера придумали, — продолжил Оксеншерна, посмеиваясь. — Не всем нравилось то, что наша семья прибрала к рукам лучшие посты в королевстве. Многие были бы не прочь занять эти места сами. Но в открытое противостояние с отцом… — хохотнул Йохан, расстегивая верхние пуговицы камзола — в комнате было жарко натоплено, — не дерзнул бы вступить никто! Покуда Кристина не дала к этому повода, устроив истерику после потопления армии Горна.
— Разве в этом виноват Аксель? — удивился Павел.
— Кто же еще! — хмыкнул Йохан нарочито громко. — Потому отца и отправили в Эстляндию, хотя должность наместника должна была вскоре стать моей, — кисло улыбнулся он, отирая лицо расшитым узорами платком. — Ну а потом мой отец неожиданно попадает в плен, происходит буча при дворе…
— Делагарди? — спросил ангарец.
— Они поначалу интриговали против отца, но потом оба отговаривали Кристину от излишнего проявления гнева, — махнул рукой швед, грустно усмехнувшись. — Потому обошлось только нами… Остальных, даже дядюшку Габриеля Бенгтссона, не тронули! Обошлось, зато… — задумался сын опального риксканцлера.
— Что ты имеешь в виду? — нетерпеливо спросил Грауль.
— Партия Кристины выиграла, война в Европе для Швеции закончена, — развел руки в стороны Йохан. — Она хотела покончить с войной, опасаясь Польши, но борьба с Польшей — это именно то, что ждет Швецию, если, конечно, наши солдаты не оставят восточную Померанию полякам.
Ночью чутко спавший Павел проснулся от непонятного шума, коим наполнился первый этаж. Вскоре по ступеням, ведущим наверх, в его комнаты, застучали сапоги. Ангарец достал из-под подушки револьвер, встал с кровати и принялся шарить по верху небольшого шкафчика в поисках спичек, чтобы зажечь лампу. В это время в дверь его спальни забарабанили самым бесцеремонным образом.
— Павел Лукич! — раздался вдруг донельзя взволнованный голос Есения. — Открывай! Государь преставился!
Ангарец бросился к двери, мгновенно отодвинув громко лязгнувший засов.
— Да ты что?! — взволнованно произнес Павел, опуская руку парня, держащую фонарь у самого его лица. — Когда?
— Сегодня, днем ишшо! — Есений неотрывно смотрел на ангарца широко открытыми глазами.
— Кто известил? — спросил Грауль, одеваясь. — Да посвети мне фонарем!
— Дьяк приходил, с приказа Большого дворца, тот самый, что бывал уж летом, — затараторил Есений. — Да сразу и ушел! Тебя, Павел Лукич, ждать не мочно ему уж было, бо страху он безмерно имал.
Начальник Ангарского двора, задумавшись, вдруг присел на стоявшую рядом низенькую лавочку, оставив в руках вязаный свитер. Прислонившись к стене, он лихорадочно обдумывал, чего ожидать с самого утра? И Никита Иванович не преминет воспользоваться шансом выкинуть из Кремля регента, да и Борис Морозов сделает все, чтобы удержаться у трона. Он, несомненно, будет ратовать за царствование вдовы государя. А значит, схватки за власть никак не избежать. Главное, как думал Павел, переждать эту бучу,
