Было бы, по-моему, логично ходатайствовать перед министерством по делам гражданства и иммиграции о проведении такого слушания, в чем его представители, — судья Уиллис посмотрел на группу во главе с Эдгаром Крамером, — несомненно, вам не откажут.
— Но, милорд… — нетерпеливо начал было Элан и смолк, охваченный чувством бессилия. Никакими юридическими иносказаниями не выразить того, что он хотел выкрикнуть судье: «Все, что вы сейчас говорите, полная бессмыслица. Вы что, не слышали? Министерство по делам иммиграции отказывается проводить расследование, что и стало причиной сегодняшнего судебного разбирательства. Похоже, вы и не слушали, что здесь говорилось. Или не поняли. А может, просто все проспали?»
«Паршиво, когда попадается такой вот твердокаменный бесчувственный судья», — подумал Элан.
— Кстати, — обронил судья Уиллис, — если министерство проявит неуступчивость, вы ведь можете ходатайствовать перед судом вынести мандамус.[58]
Крепкие словечки так и вертелись у Элана на кончике языка. Нет, это уж слишком. Почему он должен терпеливо сносить все это? Разве недостаточно того, что он проиграл дело, чтобы теперь судья еще…
Внезапно пришедшая в голову мысль вовремя остановила Элана. Боковым зрением он видел на лице Тома Льюиса смешанное выражение нетерпения и раздражения. Партнер явно разделял его чувства по поводу нелепого предложения судьи.
И все же…
Мысли Элана Мэйтлэнда понеслись вскачь… какие-то обрывки лекций на юридическом факультете… пыльные своды законов, пролистанные и забытые… Но память не подвела его, и все стало на свои места.
Элан облизал пересохшие губы. Нерешительно проговорил:
— Если ваша честь соизволит…
Колючие глаза судьи вонзились в Элана:
— Да, мистер Мэйтлэнд?
Элан только что слышал, как кто-то осторожно пробирался к выходу. Теперь шаги поспешно возвращались. Под неловко севшим человеком громко скрипнуло кресло. Публика в зале замерла в ожидании.
А. Р. Батлер бросил взгляд на Элана. Потом на судью. Опять на Элана.
Эдгар Крамер был откровенно растерян и озадачен. Элан заметил к тому же, что тот как-то странно неспокоен. Он все время суетливо ерзал в кресле, будто ему больно или неудобно сидеть.
— Ваша честь, — попросил Элан, — не будете ли вы столь любезны повторить свое последнее заявление?
Кустистые брови шевельнулись и нависли, пряча глаза — не мелькнула ли в них мимолетная одобрительная улыбка? Трудно утверждать с полной определенностью.
— Я сказал, — повторил судья Уиллис, — что, если министерство проявит неуступчивость, вы ведь можете ходатайствовать перед судом вынести мандамус.
Внезапное озарение — и откровенная злость отразились на лице А. Р. Батлера.
В мозгу Элана, словно выстрелы стартового пистолета, бились два слова: обитер диктум.[59]
Обитер диктум — то, что сказано между прочим… неофициальное мнение судьи относительно положения закона, не имеющего прямого отношения к его настоящему решению… Обитер диктум, не обладающее обязательной силой… только как совет, как рекомендация… как инструкция.
Судья Уиллис говорил самым обыденным, даже небрежным тоном, словно шальная мысль на мгновение забрела ему в голову. Но теперь Элан уже понял, что небрежность совсем не характерна для находчивого ума этого искушенного судьи, которого он столь несправедливо заподозрил в равнодушии и невнимательности.
— Благодарю вас, милорд, — облегченно произнес Элан. — Я немедля войду с ходатайством перед судом вынести мандамус.
Сегодня мандамус не имел существенного значения. Но мог обрести его, если обратиться с ходатайством. Мандамус, древнее «Мы повелеваем!»… обязывающее государственного служащего к исполнению его общественного долга… прерогатива английских королей со времен Реформации,[60] которая в наши дни передана судьям, хотя используется ими довольно редко.
Такое распоряжение, подкрепленное всей полнотой власти суда и направленное Эдгару Крамеру, заставит его без всякого промедления провести слушание, которого добивается Элан. «Высказав же свое неофициальное мнение — да здравствует обитер диктум! — мелькнуло в голове у Мэйтлэнда, — судья Уиллис недвусмысленно дал понять, что в случае соответствующего ходатайства готов вынести мандамус».
— Посмотри, как засуетились, — злорадно прошептал Том Льюис. — Аж пот прошиб.
Склонив головы друг к другу, А. Р. Батлер, Эдгар Крамер и адвокат судоходной компании вполголоса вели, судя по всему, весьма напряженное обсуждение.
Через мгновение побагровевший и утративший все свое дружелюбие А. Р. Батлер вскочил на ноги и повернулся к судейскому помосту. С трудом принуждая себя не забывать о приличиях, чуть ли не выкрикнул:
— Прошу разрешения вашей чести немного посовещаться с моим клиентом.
— Хорошо, пожалуйста, — сложив кончики пальцев, судья в ожидании невозмутимо разглядывал потолок зала. Адвокат Анри Дюваля, как он и надеялся, оказался бдительным, сообразительным и находчивым.
Элан опустился на свое место.
— Господи, да благослови его седины! — молитвенным шепотом воззвал Том Льюис.
— Ты все понял? — спросил его Элан.
— Поначалу нет, — вполголоса признался Том. — А теперь до меня дошло. Но ты молодец!
Элан промолчал, стараясь не выдавать распиравшей его радости.
Обыденные на первый взгляд слова судьи поставили противную сторону в безвыходное положение. Министерство по делам иммиграции в лице Эдгара Крамера оказалось перед выбором: либо продолжать отказывать в проведении специального слушания, которого добивался Элан, либо пересмотреть свою позицию и удовлетворить требование адвоката. В первом случае Элан мог просить суд вынести мандамус, что будет иметь для Крамера обязательную силу и свяжет его по рукам и ногам. Более того, не торопясь получить судебное распоряжение и вручить его по принадлежности, Элан вполне определенно мог добиться того, чтобы Анри Дюваль, центральная фигура в запутанной юридической процессуре, остался на берегу в день отплытия «Вастервика».
С другой стороны, как проницательно подметил Эдгар Крамер во время их первой встречи, если бы министерство согласилось на слушание, это означало бы официальное признание Анри Дюваля, что, в свою очередь, открывало путь к дальнейшим легальным мерам, включая целую серию апелляций. И в этом случае также сохранялись хорошие шансы на то, что «Вастервик» отчалит, оставив Анри Дюваля в Канаде.
А. Р. Батлер вновь поднялся на ноги. К нему, похоже, частично вернулось его прежнее иронично- доброжелательное расположение духа. Эдгар Крамер, однако, сидел за его спиной с явно раздраженной физиономией.
— Милорд, я бы хотел довести до вашего сведения, что министерство по делам гражданства и иммиграции, проявляя уважение к пожеланиям вашей чести — хотя с юридической точки зрения, необходимо подчеркнуть, для него и не обязательных, — решило провести специальное расследование по делу мистера Дюваля, клиента моего ученого друга.
Резко подавшись вперед, судья Уиллис внушительно заявил:
— Я не выражал каких-либо пожеланий.
— Если позволит ваша честь…
— Я не выражал каких-либо пожеланий, — твердо повторил судья. — Вы меня ясно поняли, мистер Батлер?
