корсажи негнущейся торжественности и придворного церемониала, не изменившегося за века.
Полки Эмерелль ломились от обуви, надетой на специальные устройства. Узкие танцевальные туфельки и туфли из ткани, сапоги с тяжелыми кожаными манжетами… На одном из широких выступов лежали только перчатки.
Фародин опустился на колени и извлек из кожаного мешочка кольцо; три маленьких темно-красных граната сверкали на нем. То было кольцо Айлеен. Оно помогло ему в поисках эльфийки. То был якорь, крепко вцепившийся в прошлое, и он помогал Фародину сосредоточиваться на возлюбленной. Изумруд, прощальный подарок Нороэлль, будет вторым якорем. Он негромко прошептал привычные слова силы и сплел чары поиска. То было единственное заклинание, которым он овладел, и оно было выверено на протяжении столетий поисков Айлеен.
Среди платьев, находящихся в комнате, должно быть и то, в котором была Эмерелль, когда отправляла Нороэлль в изгнание. Если он найдет его, то это будет первый шаг к Нороэлль. У Фародина был план, настолько отчаянный, что он никогда никому не отважился бы о нем поведать.
Сила чар пронизала эльфа. Он схватил драгоценный камень. Затем медленно выпрямился. С закрытыми глазами стал пробираться по гардеробной, ведомый одним только смутным чувством. Тоска и воспоминания становились плотнее. На миг ему показалось, что он смотрит глазами Нороэлль. Он глядел в лицо королевы; в ее взгляде читались решительность и сдерживаемая скорбь. Картинка расплылась. Фародин поднял веки. Он стоял перед манекеном, на котором было платье из голубого шелка. Оно было расшито серебряными и золотыми нитями, образовывавшими узор из сплетенных рун. В свете свечи лоза просвечивала сквозь платье, словно кость.
У Фародина по коже побежали мурашки. Так вот что было на Эмерелль, когда она изгоняла его возлюбленную. Его пальцы коснулись нежной ткани. На глаза навернулись слезы. Он долго стоял перед платьем, пытаясь совладать с собой.
Руны на платье были пропитаны силой магии. Когда его пальцы касались символов, по коже эльфа бежали мурашки, и более того… Он ощутил чувства Нороэлль в миг расставания. Что-то из того запечатлелось в рунах. Страха не было. Она отдалась судьбе и ушла в мире с собой и королевой.
Фародин закрыл глаза. Теперь он дрожал всем телом. Сила рун пронизывала его. Он видел, как о камень разбились песочные часы, и почувствовал, как поколебалось магическое равновесие. Путь к Нороэлль был запечатан. Она исчезла. Ее нельзя найти…
Эльф рухнул на колени. В отчаянии упрямства снова сплел заклинание поиска. Он знал, что произошло. Однако одно дело знать, а другое — почувствовать это благодаря силе рун.
— Идите! — прошептал он. — Идите ко мне!
Он протянул руку и подумал о песочных часах. Ветер трепал его, хотел унести прочь. Эльф стоял посреди урагана, казалось, его захватил вихрь песочных часов.
Фародин испуганно открыл глаза. Это было всего лишь видение, мираж, рожденный тоской, и тем не менее… Казалось, в гардеробной стало темнее, словно там поселилось что-то чужое. Что-то, медленно гасившее свет свечей.
Три крохотные светящиеся точки поднялись с холодного голубого шелка и опустились на руку Фародина. Три песчинки из песочных часов, разбитых Эмерелль. Должно быть, они попали в складки платья.
Чары и смятение чувств лишили Фародина сил. И тем не менее три постепенно блекнущих точечки света заронили семя надежды в его сердце. Он найдет Нороэлль, даже если ему снова придется потратить на это семь сотен лет. Он спрятал изумруд поглубже в карман. А песчинки крепко держал в ладонях. Они — как ключ. Если он найдет все песчинки из разбитых часов, то это сможет разрушить чары королевы. Вот единственный путь, который ведет к его возлюбленной!
Уход в ночи
Была глубокая ночь, в замке все стихло. Снаружи шумел ветер. Нурамон смотрел в открытое окно на светлую ночь. Снег перестал сыпаться с неба. Свет луны отражался от белых шапок, придавая всему серебристое сияние. Скоро наступит утро, серебро превратится в золото. Более подходящего момента для отъезда Нурамон и представить себе не мог.
Вещи были собраны, все было готово. Эльф хотел уехать в ту же ночь. Взгляд его упал на доспехи и плащ, вновь висевшие на стойке. Они сослужили ему хорошую службу в мире людей. А теперь Нурамон был одет в ту одежду, в которой Нороэлль видела его в последний раз: простой костюм из мягкой кожи. Такое облачение мало поможет в бою, однако эльф сомневался, что ему понадобится экипировка для сражений. В конце концов, предстояло встретиться не с чудовищем, а убить мужчину, к тому же, вполне возможно, безоружного. В этой задаче не было ничего… благородного и блистательного. И он будет стыдиться этого всю жизнь.
Нурамон уставился на свой клинок. Королева действительно подарила ему меч Гаомее. Очевидно, она хотела, чтобы он выполнил ее поручение этим мечом. С тех пор, как он взял в руки легендарное оружие, на сталь, похоже, пало проклятие. Но он не станет отказываться от него из-за этого. Кто еще захочет носить оружие, после того как гарды касались пальцы неудачника?
В дверь постучали.
— Входи, — ответил Нурамон в надежде на то, что это пришел кто-то по поручению королевы, быть может, спутник, которого она выбрала для него и которого он мог обязать молчать.
Однако его надежды не оправдались.
В комнату вошли Мандред и Фародин. Лица у них были обеспокоенные.
— Хорошо, что ты не спишь, — сказал Фародин.
Он казался взволнованным.
Нурамон попытался напустить на себя безразличный вид. Он собирался любой ценой скрыть от своих товарищей позорное поручение королевы.
— Не могу уснуть.
Это была правда. Этой ночью он не сомкнул глаз.
Фародин кивнул головой на Мандреда.
— Мандред сказал, что ты говорил с королевой наедине. Значит, она приняла тебя.
— Так и есть.
— Я тоже пытался попасть к ней, хотел, чтобы она выслушала меня, однако с тех пор, как ты получил аудиенцию, она никого не принимает. Ходят странные слухи.
— Какие слухи? — спросил Нурамон, стараясь скрыть волнение.
— Кто-то говорит, что королева смягчила тебя, и ты принял приговор. Другие утверждают, что ты получил разрешение искать Нороэлль.
— Эмерелль не дала мне такого разрешения. Однако приговор ее я принял.
На лице Фародина читалось недоверие.
— Этого я не ожидал.
Наконец-то Фародин проявил чувства! Может быть, будет лучше вызвать его ненависть. Тогда Фародин предстанет перед Нороэлль с чистой совестью.
Мандред недоверчиво нахмурился. Похоже, человек понял, что Фародин неверно истолковал слова Нурамона.
— Как ты можешь сомневаться в Нороэлль? — разочарованно продолжал Фародин. — Любил ли ты ее?
Слова товарища были несправедливы, Нурамону стало больно.
— Я люблю ее больше, чем когда-либо. И поэтому мне так тяжко сознавать, что мы ничего больше не можем сделать. Мы не можем заставить королеву отпустить Нороэлль. — Нурамону трудно было скрывать правду.
Похоже, теперь недоверие пробудилось и в Фародине. Товарищ смотрел на него так, словно пытался
