этой стране «абсолютизма». Но после рассмотрения более ранних событий это утверждение оказывается иллюзией. В 1 634 году группа дворян воспользовалась внезапной смертью Густава–Адольфа. Согласно Форме об управлении осуществление королевской прерогативной власти нуждалось в постоянном одобрении аристократического совета. Поскольку эти требования не устраивали Карла XI, его так называемый переход к «абсолютизму» в 1680 году более справедливо называть возвратом к обычным королевским прерогативам. Это подтверждает и декларация сословного представительства (риксдага): Форма об управлении действовала исключительно в период малолетства государя, а функции совета были лишь совещательными. Право сословного представительства вотировать экстраординарные налоги осталось неприкосновенным. Попытки историков защитить «абсолютизм» династии Ваза основаны на утверждении, будто подданные Карла XI не имели законных средств сопротивления королю. Предполагалось, что он будет у в а ж а т ь их ж и з н ь, свободу и собственность; в противном случае взывать к закону было тщетно. Единственным способом восстановить справедливость было направить коро–лю петицию с требованием придерживаться принятых им решений.1 До 1947 года ни один из судов не мог возбудить дело против короля и предпринять что?либо против него. Единственной возможностью была петиция о праве с просьбой о суде и королевской милости. Почувствуйте разницу.
В 1720 году эксперимент 1634 года был повторен, только вместо аристократического совета в государственную политику вмешивалось сословное представительство. В 1722 году Густав III пытался сохранить свои прерогативы. Принятая в этом году конституция имеет репутацию документа, восстановившего «абсолютизм»: при критическом рассмотрении такая иллюзия исчезает. Конституция устанавливала королевские прерогативы во внешней политике и патронате. Контроль над налогообложением и законодательством делился между королем и сословным представительством; развязывание наступательной войны без их одобрения было запрещено. Поэтому прерогатив у Густава III было гораздо меньше, чем у английского короля Георга III.
Не так давно некоторые исследователи обратили внимание на особенности «абсолютизма» в Дании и Савойском герцогстве.2 Им удалось показать, что миф не соответствует реальности. В очередной раз мы видим, что многое объясняет распределение власти в предшествовавший «абсолютизму» период. Правление герцога Амадея Савойского начиналось девятилетним периодом регентства. В 1684 году Амадей стал править самостоятельно и установил жесткий контроль центра над провинцией, что вполне осуществимо в небольшом государстве. Его «абсолютизм» едва ли представляет собой нечто большее, чем восстановление режима сильной личной власти в маленьком королевстве. В Дании короли были марионетками, и сильнейшим из них не удавалось править без постоянного вмешательства сословного представительства и советов, контролировавшихся знатью. Датская монархия была выборной. Даже если на практике порядок наследования престола не нарушался, знать всегда имела возможность навязывать правителям ограничительные хартии. Хартии передавали суверенитет в руки короля и аристократического государственного совета (ригсрада), согласие которого требовалось для объявления войны и до некоторой степени для назначения на высшие государственные должности. В 1660 году такой порядок прекратился из?за военной катастрофы, а также потому, что совету не удалось стать альтернативой королевской власти. Монархия была объявлена наследственной по линии Фридерика III и наделена королевски-
1 Upton A. 1988. Absolutism and the Rule of Law: the Case of Karl XI of Sweden //
2Munck T. 1979.
ми прерогативами. В этом отношении Дания следовала по пути многих государств раннего Нового времени, в которых попытки ввести коллегиальное управление оканчивались неудачей.
выводы
Абсолютные монархи не стремились к неколебимой власти над всем, о чем они только могли помыслить, как предполагает концепция «абсолютизма». Определение абсолютной власти имеет особую специфику. Во–первых, такая власть исключает право на сопротивление или на условную верность, на которые претендовали как французская знать до XVI столетия, так и венгерское дворянство до 1687 года. Абсолютная власть требовала повиновения. Во–вторых, при абсолютной власти государственные дела являются прерогативой монарха, а не находятся в ведении аристократических советов или сословного представительства. Абсолютная власть несовместима с конституционными соглашениями, такими, что были навязаны российской императрице Анне в 1730 году и шведскому королю Фридриху I в 1720 году, согласно которым королевская прерогатива управлять политикой передавалась в руки аристократических собраний под председательством государя. Напротив, абсолютные монархи со своими министрами советовались, но их слово всегда было последним. Государства, где вопросы внешней политики и контроля за вооруженными силами находились в ведении комитетов, а право принимать решения принадлежало сословному представительству, назывались республиками. Монархия, которая терпела подобные унижения, была не более чем квазиреспубликой. Смыслом и отличительной характеристикой монархии была не передача власти по наследству (королей могли избирать), а контроль над политикой одного человека или его доверенных лиц. Все прочие виды монархии не были достойны этого названия. Выражение «Король правит сам» было одним из многих девизов Людовика XIV. Эти простые критерии отражают суть монархии. Они объясняют мотивы схваток за корону и то, почему борьба за влияние на венценосцев была столь упорной.
В этом смысле монархи Ганноверской династии обладали властью столь же абсолютной, что и Бурбоны и Габсбурги. Английская монархия долгое время была сильнейшей в Европе. В то время как она становилась все более абсолютной, на континенте монархии постепенно начали имитировать английскую модель. Концепция «абсолютизма», согласно которой королевская власть распространяется на законодательство и налогообложение, исключает из круга нашего рассмотрения Англию. Но тогда из нее следует исключить все остальные государства раннего Нового времени, ни в одном из которых, за исключением России, люди не могли бы подчиниться столь
деспотическим порядкам. По–иному можно рассматривать и революционные конституции, принятые в 1788 году в Америке ив 1791 году во Франции. Их оригинальность заключалась не в признании прав представительных органов вотировать налоги: абсолютные монархи свободно допускали это на протяжении столетий, хотя права представительств были в этих документах расширены. Прежде всего их новизна заключалась в наступлении на королевскую прерогативу. В статьях, касавшихся исполнительной власти, открыто отрицался абсолютный контроль одного человека над внешней политикой: право американского президента объявлять войну было подчинено решениям Конгресса, а право французского короля — Национальному собранию. Подобные антимонархические ограничения создавались не только в ходе революций. Некоторые государи были способны на самопожертвование. Не вступившая в действие конституция, написанная в 1782 году Леопольдом Тосканским, разделяла бывшие королевские прерогативы заключения договоров, объявления войны и сбора армии с выборной ассамблеей. Примечательно, что перед этим он изучал принадлежавший ему экземпляр конституции штата Пенсильвания.1
Предписанные конституциями меры не были беспрецедентными, однако никогда ранее они не фиксировались в писаных документах такого рода и не предлагались в качестве образца для человечества. Они завершили эпоху, когда абсолютная власть была повсеместной формой правления — хотя и не в таком виде, в каком ее обычно представляют. Именно потому, что ничто больше так не поражало воображение англичан, они сохранили суровую власть королевской прерогативы даже после ее перехода в руки министров, возглавляющих партию большинства в палате общин. Пока Рузвельт, чтобы объявить войну Японии после Перл–Харбора, дожидался заседания Конгресса, Черчилль шел кратчайшим путем. Он вместе с Георгом VI объявил войну и поставил парламент перед свершившимся фактом.
Становится более ясным и вопрос об отношениях между абсолютными монархами и знатью. В
