- А вам что?
Оказывается, в канцелярию набилось человек тридцать десятиклассников. Марина объяснила со старательной непринужденностью:
- Это мой класс, мы хотим напроситься к вам в кабинет на этот час… Из-за телевизора. Там сейчас будут пушкинские 'Маленькие трагедии' по второй программе. Оказывается, почти никто из моих не видел… а это нельзя не посмотреть.
- Да? - слегка растерялся Назаров. - Так-таки нельзя?
Алина саркастически покачала головой и напомнила:
- Кирилл Алексеич, вам надо двух мамаш принимать.
- Ну, я-то место найду… - Он посмотрел на Марину озадаченно. - У вас же сейчас совсем не это по плану?
- Нет, - вскинула она голову. - Но знаете, внеплановый Пушкин - он еще гениальней!
- Балуете вы их, вот что, - вздохнул Назаров и повернулся к телевизору. - Пирожными кормите свой 10-й 'Б'…
- Русской классикой я их кормлю! А это давно уже - хлеб. - Похоже было, что Марина рассердилась. - Ну что же вы? Время идет, скажите: можно или нельзя?
Он покорно щелкнул рукояткой 'Рубина', а она распахнула дверь:
- Заходите, ребята!
Глядя, как этот табун вторгается в директорский кабинет, Алина подняла глаза к потолку и шепнула сама себе:
- Край света!
Но у Назарова глаза стали веселые. Вот он настроил, подкрутил, и на экране появилась заставка, обещающая показ 'Моцарта и Сальери'…
Стульев в кабинете хватило только на девочек. Назаров потоптался, глядя на стоящих у стен мальчиков, потом флегматично, не торопясь, стянул зеленую скатерть с длинного стола, за которым проходили педсоветы, и сделал над ним приглашающий жест.
Они не заставили просить себя дважды.
Звучала тема из моцартовского 'Реквиема'.
Назаров, стоя за Марининым стулом, наклонился к ее уху:
- С вами не соскучишься…
- Благодарю… - И, не отводя глаз от экрана, где уже появился Николай Симонов - Сальери, она поднесла палец к губам: - Тс-с-с…
Телефонный звонок. Вместо того чтобы снять трубку, Назаров отключил розетки обоих аппаратов и вышел из кабинета бесшумно.
Сальери начал свой монолог…
16
- Простите, вы ко мне? - окликнул Назаров двух родительниц в распахнутых пальто. Дожидаясь его в вестибюле, они обсуждали что-то; предмет дискуссии особенно распалял одну из них - Клавдию Петровну Баюшкину. Женщины оглянулись.
- Кирилл Алексеич, это вы? Очень приятно, Баюшкина.
- Назаров.
- Смородина. - Мать Алеши оказалась маленькой, щуплой и стеснительной.
- Попрошу на второй этаж, в учительскую… Только нужно раздеться.
- С удовольствием… Я, наверное, красная сейчас, как этот огнетушитель, - говорила Клавдия Петровна, выскальзывая из шубки. - Сюда шла с классом Юлия, моя дочь… И если бы она меня увидела, мне бы несдобровать!
- Вот даже как? - он приподнял брови.
- Да-да, тут весьма щекотливый вопрос. Так что умоляю: не выдавайте меня…
- Хорошо.
- И меня, если можно… - совсем тихо и подавленно сказала Смородина.
17
…В учительской мы следим за разговором с того момента, когда суть щекотливого вопроса уже наполовину изложена: это заставило Назарова нахохлиться, помрачнеть… И Клавдия Петровна продолжала излагать - то понижая голос с оглядкой на Ольгу Денисовну, которая писала что-то за дальним столом у окна, то забывая об ее присутствии…
- В одиннадцать вечера, Кирилл Алексеич! Гости, конечно, не дождались и ушли. Смертельно обиженные… Причем явилась с мокрыми ногами! А у нее был нефрит,ей нельзя простужаться!…
Но я сейчас не об этом… Я вообще не понимаю, что у них там происходит, я прошу объяснить мне! Там маленький ребенок. Прекрасно. Я сама мать, хотя и не мать-одиночка, я знаю, что три года - это прелестный детский возраст, но… но я не готовила дочь в няньки, Кирилл Алексеич! Для этого не надо так долго учиться… В десятом классе, в решающем году они выкраивают время, чтобы по очереди гулять с этим ребенком в субботу и в воскресенье! Но если у меня или у отца просьба к ней - она не может, потому что 'много задали'… А что они там делают по вечерам? Раза два в неделю - это уже традиция. Говорят? О чем говорят? Видимо, они выговариваются там дочиста, потому что для нас у Юли остается совсем мало слов: 'да', 'нет', 'нормально', 'не вмешивайся', 'сыта', 'пошла'… Думаете, не обидно? - В голосе Клавдии Петровны зазвенели слезы, она отвернулась, теребя пальцами желтую кожу мужского портфеля, который имела при себе.
- Так вы считаете, что Марина Максимовна восстанавливает Юлю против вас?
- Не знаю… Может, ее и развивают там, но после посиделок в том доме девчонка приходит чужая! Мы с мужем не хотели бы развивать ее в такую сторону… И не позволим, Кирилл Алексеич. Муж мне так и велел сказать: не позволим!
- Да… - Назаров закурил. - Ольга Денисовна, вы нас слушаете? Подключайтесь. Вы же лучше знаете историю вопроса.
Клавдия Петровна несколько замялась, щелкая земком своего портфеля.
- Но, Кирилл Алексеич, мы только сигнализируем, а дальше - вы уж сами, пожалуйста!
- Да-да… - отозвалась Ольга Денисовна. Лицо ее затуманилось, и высказываться она не спешила. Встала, зачем-то глянула в окно.
- Кирилл Алексеич, там как будто привезли оборудование. Наверно, ищут нас - принять, подписать накладные… Мамаши извинят? Это две минуты… - и она вышла в коридор. Назаров извинился, пошел за ней…
18
- Какое оборудование?
- Никакого! Военная хитрость. Отойдемте… Историю вопроса вы хотели? Что ж, дыма без огня нет. Марина без конца дает поводы. Не может без фокусов, без педагогической отсебятины… И уже знают ее с этой стороны. Так что в роно с помощью такой Баюшкиной легко может завариться каша… А нам это нужно?
- Пока не знаю… Пока слушаю вас.
