Спустя несколько минут в кабинет без стука вошел худощавый, подтянутый человек лет за сорок. Серые от сильной проседи волосы его были гладко зачесаны назад, такого же цвета глаза смотрели твердо и пристально, с какой-то непонятной значительностью. Человек этот хмуро поздоровался, окинув приезжих быстрым, испытующим взглядом.
— Вот, Михаил Григорьевич, прибыли наши москвичи, — сказал ему Жгутин, делая приветственный жест рукой, и, обращаясь к Андрею и Семену, прибавил: — Мой заместитель, товарищ Филин.
Андрею Филин не понравился. И взгляд его не понравился, и как он пожал ему руку — не то неприязненно, не то высокомерно. При этом выражение лица у Филина было такое, будто выполняет он какую-то неприятную обязанность. Всем своим видом он как бы говорил: «Руку я тебе пожимаю, но это ничего не значит. Я еще погляжу, какой ты есть фрукт, а пока что не только симпатии, но даже доверия ты никакого не заслуживаешь». И Андрей с угрюмым видом пожал в ответ ему руку.
Зато Семен поздоровался с Филиным так просто и дружески, что Андрей невольно подумал: «Как это он умеет. Ведь этот тип ему тоже, наверное, не понравился».
— Привет вам из Москвы, от Капустина, — сказал Семен Филину и с улыбкой добавил: — Просил нас любить и жаловать.
Лицо Филина на секунду оживилось, тяжелые брови чуть разошлись, исчезла суровая морщинка между ними, на тонких губах мелькнула улыбка. Но, словно сердясь на себя за эту минутную слабость, он сухо произнес:
— Вам придется назубок выучить все наши законы, инструкции и правила. Без этого к самостоятельной работе допущены не будете. А за привет спасибо.
«Ну и ну, — подумал Андрей. — Послал бог начальников».
В то утро, когда Андрей и Семен спустились завтракать в ресторан, Надя Огородникова оказалась там не случайно. И ей, конечно, не следовало пересаживаться за их столик. Если бы Полина Борисовна увидела ее в таком обществе, она ни за что бы не подошла, а это могло закончиться большими неприятностями для Нади. Но дерзкая ее натура взяла верх над доводами самого занудливого, по ее мнению, советчика на свете — разума. «Надо, надо… А вот я хочу! Мне так приятно!» Да, решало на этот раз даже не «я хочу», а «мне приятно». Ибо этот высоченный парень с копной светлых волос, с открытым и каким-то чистым взглядом понравился ей.
К счастью, Клепикова пришла чуть позже, когда светловолосый парень и его товарищ уже ушли. Надя сразу заметила ее щуплую, сутулую фигуру в синем шелковом платье, с потертой черной сумкой в руке. Гладко зачесанные, черные как смоль волосы ее разделялись серебристо-седым пробором.
Полина Борисовна остановилась в дверях, достала из сумки очки и не спеша обвела взглядом небольшой зал. Надя сделал ей знак рукой.
Расположившись за столом и тщательно расправив на коленях все складки, Полина Борисовна, наконец, проворчала обиженно и сердито:
— Все бы тебе, Надька, по ресторанам, все бы на люди себя выставлять.
Надя в ответ своенравно повела красивыми плечами.
— Ну и что? Молодость один раз, кажется, дается. Самое время себе радость доставлять. И другим тоже. Вы не думайте, я не эгоистка.
— Срамница ты. Ну, что выставилась? Ведь ресторан здесь. А мужики кругом аппетита лишаются.
Надя звонко рассмеялась, но тут же, как бы спохватившись, прикрыла ладошкой рот и плутовски огляделась. Борясь со смехом и не отнимая руки ото рта, она сказала:
— Пусть мне их жены спасибо за это говорят. Больше денег мужья домой принесут.
Клепикова поджала сухие губы и осуждающе покачала головой.
— Втихомолку, милая, все можно делать, а на людях надо не выставляться, а среди них прятаться.
— Ах! — капризным тоном воскликнула Надя. — Муж был и так не перечил, не воспитывал меня, как вы.
— Чего мне тебя воспитывать? Слава богу, сама не одного мужика воспитала.
— Вот вы опять!
Но тут помимо своей воли Надя вдруг подумала о Засохо. Да, многие влюблялись в нее, кое-кого из них и она дарила своей любовью. Вот и первого своего мужа тоже. При мысли о Платоне ее даже сейчас охватило чувство брезгливости. Слизняк! Так подвести всех и ее в том числе! Каким чудом выскочила она из того дела! Надя и сама до сих пор не может понять. А потом появился Артур Филиппович. Это он помог ей выскочить из второго дела, в Раменском, под Москвой.
Артур Филиппович потряс ее тогда своим размахом. Надя не только легко уступила его домогательствам, она так же легко переняла и его взгляды, его мечты, его образ жизни. Вскоре после этого она прогнала Платона, она больше не могла выносить этого слюнявого интеллигента.
Спустя два года ей пришлось самой уехать из Москвы. И тогда Артур Филиппович указал ей город, где следовало поселиться, передал кое-какие полезные связи.
Давно кончилась у них любовь, а дружба осталась, полезная для обоих дружба. Правда, была эта дружба не очень-то равноправной. Надя все время чувствовала, как крепко привязал ее к себе Артур Филиппович. Она не смела бунтовать: Засохо как-то намекнул, что раменское дело может иметь продолжение, если Надя будет, вести себя слишком самостоятельно. Но пока она об этом не думала, дружба их была крепкой.
И лишь совсем недавно Артур Филиппович вдруг приоткрылся. Впервые за пять лет, и каких лет! И бессонные ночи, напоенные страстью и исповедями, и пьяные попойки с клятвами в вечной любви, и тревожное ожидание беды, жестокой расплаты — ничто не заставило Артура Филипповича по-настоящему открыть ей душу. Это случилось только недавно, совсем недавно.
И вот оказывается, что Артур Филиппович с его огромными связями, деньгами, с умением подчинять себе людей, с его опытом и размахом вовсе не хозяин себе, им тоже кто-то командует, кто-то и его учит.
Если бы Надя не была так ошеломлена этим открытием, она бы поняла из дальнейших слов Артура Филипповича, что отнюдь не особой дружбой объясняется его откровенность. Он сказал, что этот «кто-то» изъявил желание с ней познакомиться. Но в тот момент Надя могла скользить мыслью только по поверхности явлений, в самом примитивном и привычном для нее направлении. Поэтому она усмехнулась и спросила: «Выдал рекламу моим ножкам? Подарочек шефу?» Но тут Артур Филиппович, позеленев от злости, «выдал» ей самой такое, что Надя разом притихла и виновато заморгала длинными ресницами. А поразмыслив на досуге, она поняла, что такого гостя надо встречать не ножками и не чарующими улыбками.
Поэтому накануне встречи с таинственным московским гостем Надя утром прибежала в ресторан «Буг». Полина Борисовна должна была помочь ей в этом предприятии. И, конечно ж, ссориться с ней сейчас было по меньшей мере безрассудно, несмотря на невыносимо сварливый ее характер. Надя решила терпеть и поскорее перевести разговор на деловые рельсы.
— Ах, Полина Борисовна, вечно вы ко мне придираетесь, — вздохнула Надя. — А я вас все-таки люблю.
Бесчисленные морщинки на маленьком, пергаментном личике старухи разбежались в хитрой улыбке.
— Полно врать-то. Будто я не знаю, чего ты любишь.
— Не буду спорить. Вы женщина умная, — кротко сказала Надя и, пригнувшись, уже совсем другим тоном, сухо и требовательно, спросила: — Юзек был?
— Что был, что не был…
Не глядя на Клепикову, Надя раздраженно сказала:
— Я не люблю разгадывать загадки. Был Юзек? — Ну, был. — Принес? — Ничего не принес. — Как это понимать? Прокол?
— А что же еще?
— Так, — Надя на секунду задумалась. Потом снова спросила: — Ну, а взял-то все?
— Ничего не взял.
— Что-о?!
