Василий посмотрел на репродукцию, где в фантастическом бедламе перемешались зеленые, красные, желтые линии, кляксы и брызги, и невольно пожал плечами.
— Разве здесь поймешь чего-нибудь?
— И не надо понимать, надо чувствовать! Воображать! Ассоциировать наконец! Здесь же вся наша жизнь! Это ты чувствуешь?
Таран усмехнулся.
— Я нашу жизнь по другому представляю. А этот… узор, может, на юбку какой девчонке сойдет. И то не всякая наденет, постесняется.
— О ортодокс! — насмешливо воскликнул Анатолий. — О плоды воспитания!
Валерий убежденно продолжал:
— Абстракционизм — это модерн, это знамя века. Он рождает, к вашему сведению, новые формы всюду. Вот литература, например. Кому нужен теперь неторопливый, последовательный рассказ, копанье в душе и психологии героя? Вот я читал недавно. Все летит вверх дном! Сюжет — в клочья! Логика развития характеров — тоже! Никакой психологической волынки!
— Да, да, колоссально! — подхватил Анатолий.
Валерий иронически улыбнулся.
— А официальная критика отнеслась отрицательно.
— Чепуха! — Анатолий раздраженно махнул рукой.
— Мне тоже это не понравилось, — заметила Марина.
— Детка, — с усмешкой обратился к ней Валерий, — оставь это для собрания. Там она нам всем не понравится. А здесь будем искренни.
Марина покраснела.
— Я всюду говорю искренне. Ненавижу лицемеров, — и упрямо повторила: — Мне не понравилось. Вот и все!
Жора вскочил с дивана и, притопывая, залихватски пропел:
Валерий, улыбаясь, вышел из комнаты и через минуту торжественно вручил ему журнал.
— Подбалдить! Немедленно подбалдить! — закричал Жора. Виват! Ура! Банзай!..
Все охотно выпили.
— Нох айнмаль! — не унимался Жора. — Повторим на бис!
И снова выпили. Лица у всех раскраснелись, возбужденно заблестели глаза. И только Марина поморщилась.
— Я не могу больше пить, — призналась она.
— Ей надо кальвадос! Как у Ремарка! — воскликнул Анатолий.
— И такую же любовь! — Валерий пьяно засмеялся. — Всех со всеми!
— Перестань! — У Марины на глаза неожиданно навернулись слезы. — Гадости говоришь! У него не так! У него…
— Нет, почему же «перестань»? А свобода слова? Теперь это модно!
— Не очень-то модно, — вмешался Жора. — Газету вашу все-таки прихлопнут. И охота вам в самом деле копья ломать? Вернее — шеи? Добрый мой совет — покайтесь. Авось простят.
Валерий возмутился:
— Какими же трусами и идиотами мы будем выглядеть?! Кайся сам!
— А в чем, в бизнесе? Пожалуйста! Попросят — покаюсь. С меня не убудет.
— И все бросишь?
— Ну, зачем так ставить вопрос? — тонко усмехнулся Жора и подмигнул Стелле. — Одно дело покаяться, другое дело бросить. Бизнес — дело реальное, солидное, а главное — прибыльное.
Жора, обняв Стеллу, развалился на диване и самодовольно продолжал:
— На что тратите свои молодые силы, мальчики? Надо жить весело в наш суровый век. Курите «Честер», жуйте вкусную резинку, выдавайте «рок», но без всякой идеологии, и будьте счастливы! Все это даст вам бизнес. Как говорил один великий человек: «Вы хочите песен? Их есть у меня!»
Из другого конца комнаты Червончик патетически воскликнул:
— Вот слова не мальчика, но мужа!
— Жора, ты прелесть! — засмеялась Стелла, прильнув к его плечу. — Ты почти мой идеал.
— «Рок» без идеологии, — презрительно скривился Валерий. — Какая трусливая и нищенская философия!
Жора снова усмехнулся, на этот раз снисходительно.
— Говоришь, нищенская? И к тому же трусливая? На этот счет могу дать одну деловую справку. Фамилий и цифр не называю исключительно из соображений здоровой конкуренции и личной безопасности. Я сейчас все наличные средства и все, какие только удалось достать, кредиты ставлю на одну карту. Случайно найденную карту! Если выиграю — могу приобрести тачку системы «Волга», даже две, если захочу.
— Бери выше, — откликнулся Червончик. — Любой дизельэлектроход на Черном море!
— Именно. А проиграю — буду стрелять у вас сигареты и клянчить на пиво. Это к вопросу о смелости и нищете.
Анатолий поморщился и сказал, обращаясь к Марине:
— Ох, уж эта торгашеская бравада! Он неисправим.
— Он противен, — тихо поправила его Марина.
Стелла пристально взглянула на Жору и отодвинулась, капризное лицо ее стала почти злым.
— А как к вопросу о дружбе? — тихо, с угрозой спросила она.
Жора поспешно наклонился и прошептал:
— Стеллочка, радость моя, к нашим делам с ним это отношения не имеет.
Стелла враждебно отстранилась.
— Но ты сказал, что все средства…
— Абсолютно все. И даже еще больше. Таковы суровые законы бизнеса. Но дело стоит того, будь уведена.
— Тогда скажи, что это за дело.
Жора загадочно улыбнулся.
— Это коммерческая тайна. Ты первая не будешь меня уважать, если я проболтаюсь.
— Ты меня не любишь… — Стелла капризно надула губки. — Я не останусь с тобой…
— Останешься, — Жора привлек ее к себе. — Твой дорогой уже пса спустил. Теперь не только ваш дом, а всю Красноармейскую за два квартала обходить надо. Представляешь? — обратился он к Тарану.
Василий усмехнулся. Прислушиваясь к их разговору, он не мог побороть в себе растущее чувство неловкости и какого-то смущенного протеста. Но росло в нем и любопытство. Никогда раньше не попадал он в такие компании, не слышал таких споров. За многими словами он угадывал какой-то скрытый и нехороший намек или иной, более широкий и важный смысл, который не мог понять. Ему даже казалось, что эти люди вдруг переходят в разговоре на другой язык, лишь внешне кажущийся русским.
И только Кира, сидевшая рядом и как бы невзначай прижавшаяся к нему плечом, казалась близкой, понятной. Он вдыхал крепкий запах ее духов и, то ли от этих духов, то ли от выпитой водки, чувствовал, как хмель туманил голову.
— Вы всегда такой скромный? — смеясь, лукаво спросила Кира. — Все молчите, что-то думаете. Вам приятно здесь? Правда, весело?
— В общем весело, конечно. А скромный… но все я не такой уж скромный, — усмехнулся Таран и, решив доказать свою нескромность, крепко обнял ее за талию.
