запрет.
— Боюсь, нам придется кое-что пересмотреть, — объявила Белинда.
Взяв нож, она отрезала кусок паштета из гусиной печени, раздобытого вчера там же, где и вино, и засунула его между алыми блестящими губами.
— Я вынуждена экономить, — продолжала Белинда с набитым ртом. — Отныне ты будешь получать три фунта в час.
Испуганная домработница побледнела.
— Но, мадам Белинда, я убирать очень хорошо. Я всегда работать больше, чем три часа. Например, сегодня я убирать в спальне. Под кровать. Убрать все ваши вещи.
Она махнула в сторону раскрытой двери в конце коридора.
Белинда увидела, что спальня действительно преобразилась. Исчез слой талька, покрывавший ковер, аккуратно задвинулись ящики комода, из которых раньше висячими садами Семирамиды свешивались трусики. Платье от «Версаче», жакет от «Гуччи» и новый костюм «Джозефа» отправились в шкаф; туда же, наверное, скрылись и две пары лакированных туфель от «Маноло». Исчез даже лифчик, несколько дней криво болтавшийся на торшере у кровати.
Белинда бросила взгляд на свой «Ролекс». Половина седьмого. Домработница действительно провела у нее полчаса больше положенных трех часов. Ну и дура! Если она надеялась, что получит за это больше денег, ее ждет разочарование.
— Боюсь, я должна неукоснительно соблюдать предписания своего банковского поверенного, — сказала Белинда.
В конце концов, Виньолс ведь действительно посоветовал ей сократить расходы, разве не так?
— Ми-иссис Белинда…
—
— Мадам Белинда, я… есть… вдова, — взмолилась домработница.
Скрестив руки на груди, Белинда скептически посмотрела ей в глаза.
— Три фунта в час, мадам Белинда. Это есть очень мало.
— Не нравится — не соглашайся.
Развернувшись на каблуках, Белинда вышла из кухни.
Домработница поспешила за ней в коридор. Ее большие обеспокоенные глаза наполнились влагой. На мгновение Белинде показалось, она вот-вот расплачется. Но, к ее разочарованию, домработница, совладав с собой, сглотнула комок в горле и вскинула подбородок.
— Хорошо. Пусть будет три фунта. Раз вы не мочь платить больше, я понимать. Я тоже есть бедная женщина.
— Ну вот и отлично, — удовлетворённо заявила Белинда. — Значит, все решено.
Проходя по коридору, она провела пальцем по декоративному ограждению. На кончике пальца остался тончайший серый налет.
— Но перед тем, как уйти, черт побери, протри пыль, договорились? А то я, черт побери, точно скончаюсь от астмы.
— Мадам Грейс?
Грейс испуганно отпрянула от зеркала в ванной, перед которым пристальнее обычного изучала свой макияж.
— В чем дело, Мария?
Домработница просияла.
— Помните, мадам Грейс, я давать вам книгу…
Грейс ощутила укол стыда. Довольно пухлый конверт, который отдала ей Мария — с тех пор уже прошло несколько дней, — лежал, как она сейчас вспомнила, под стопкой старых газет на кухонном столе. Вот только сейчас его там не было. В зеркале Грейс увидела конверт в руке Марии, затянутой в резиновую перчатку.
— О, да. Извините, Мария.
Грейс нахмурилась, увидев, как кисточка для теней, подчиняясь собственной воле, дернулась вверх, Придавая одному глазу штришок Одри Хепберн, которого не было у другого. Ну почему тени на веки так трудно наносить? И почему она вообще тратит на это время? В конце концов, это ведь не ее пригласили на «Субботнее вечернее обозрение». А Генри Мун все равно не обратит внимания на ее старания. Но она старается не для него — о нет. Она старается для…
— Вы не читали?
Конверт раскачивался взад и вперед в желтых резиновых пальцах.
— Извините. Я
Прикусив губу, Мария разочарованно развела руками.
— Это есть очень хорошая книга, мадам Грейс, — с укором произнесла она.
— Ну да, разумеется, — смущенно отвела взгляд Грейс.
— Мой клиент, он есть очень разочарован. Он спрашивать каждый день, вы читали книгу.
Грейс едва сдержалась, чтобы не спросить у Марии, Почему ее клиент не обратится к ней напрямую вместо того, чтобы прибегать к посредничеству домработницы. А может быть, это тот самый гадкий клиент, который так плохо обращается с Марией? Нет, едва ли. Грейс вспомнила, что тогда речь шла о женщине; а будущий писатель определенно мужчина. «Ош-шень красивый мужчина», — как неоднократно подчеркивала Мария. И бесхребетный, словно дождевой червь. Мужчины. Скривив губы, Грейс посмотрела на часы.
— О господи, я опаздываю. Мария, оставьте рукопись на столе, хорошо? Я обязательно прочитаю, когда вернусь.
Времени на то, чтобы разобраться с губной помадой, уже не осталось. Внутренне стеная, Грейс прыгала через лужи, торопясь в метро, моля бога о том, чтобы Центральная линия в кои-то веки работала бесперебойно. Она уже и так опаздывала на десять минут на встречу с Эвфемией.
Эвфемия восприняла известие о приглашении в «Субботнее вечернее обозрение» в своем обычном стиле.
— Разумеется, я бы предпочла «Вопросы и ответы». Было бы так хорошо снова встретиться с дорогушей Дэвидом Фростом. Я ждала, что он пригласит меня на один из своих вечеров, но, наверное, приглашение затерялось на почте.
— Конечно, это не совсем «Вопросы и ответы», — осторожно начала Грейс. — Впрочем, Дэвид Фрост тут все равно ни при чем. «Вопросы и ответы» ведет Дэвид Димблбай.
— По мне, никакой разницы, черт побери, — фыркнула Эвфемия. — Все равно мне придется отменять занятия йогой.
— Хорошо было бы поспешить, Эвфемия. — Представив себе Эвфемию, встречающую рассвет в трико, Грейс постаралась не рассмеяться вслух. — Ехать до студии довольно далеко, и потом еще придется возвращаться.
— А кто еще принимает участие? Будет ли моя дорогая подруга Анна Уиддекомб?
— Насчет Анны Уиддекомб не знаю, но приглашен еще один автор, работающий с «Хатто».
— Кто? — оживилась Эвфемия.
Сглотнув комок в горле, Грейс скрестила пальцы. После разговора в баре она больше ни разу не видела Генри Муна и даже не разговаривала с ним по телефону. С другой стороны, хуже быть уже не могло, так что можно было ожидать наконец перемен к лучшему.
Успешное появление Генри на телевидении даст ей возможность реабилитироваться профессионально, а может, и во всех остальных отношениях. Да и что может пойти наперекосяк в такой строго регламентированной передаче, как «Субботнее вечернее обозрение»?
Направляясь по исхлестанному дождем шоссе в телестудию, Грейс чувствовала себя уже не столь оптимистично. Генри, встретивший ее на удивление сдержанно, едва перемолвился с ней парой слов. Вместо того, чтобы сесть сзади вместе с ней, он устроился рядом с водителем, и они всю дорогу слушали радиотрансляцию футбольного матча. Настроение Грейс испортилось хуже некуда. Не вызывало сомнений, что если у Генри Муна и был к ней какой интерес, то он бесследно пропал.
