Несколько обескураженный, я снова оказываюсь в вестибюле. Неожиданно замечаю, что довольно быстро начинаю входить в роль курортника и уже выражаю всякие недовольства и претензии. Вот и комнату сразу не дают, ночуй где-то в бассейне, с дороги ни переодеться, ни отдохнуть, слоняйся целый день как неприкаянный. Вскоре, правда, выясняется, что только двое или трое из десятка вновь прибывших чудом попали в комнаты. Это меня как-то примиряет с возникшими неудобствами. К тому же в вестибюле среди всяких расписаний и объявлений я неожиданно натыкаюсь на такое: «При санатории организована служба ВНИМАНИЯ. Дежурный принимает в вестибюле столовой с 13 ч. до 15 ч.». Ну вот. Уж на два часа внимание мне гарантировано.
В большой и красивой столовой я знакомлюсь с соседями по столику, это симпатичная, молодая женщина, аспирантка из Свердловска, в щегольских брюках с гигантским клешем, и двое пожилых, болезненного вида инженеров из Донбасса, они два дня тоже провели в «бассейне».
— Я вам объясню, в чем дело, — говорит один из инженеров. — У них нет резерва. Сколько мест, столько продают и путевок. А люди болеют и задерживаются, кто дома, а кто и у них, тут, или человек, допустим, по другой уважительной причине позже приезжает, и ему обязаны путевку продлить. Что же поделать? А тут другой приезжает.
— Вы здесь уже не первый раз? — спрашиваю я.
— Что вы! — усмехается старый инженер. — Вот мы с моим другом в один год язву получили и вместе который уже год ее залечиваем. Который год, Яша?
— А! — машет рукой тот. — И считать не хочется.
— А я в первый раз здесь, — вмешивается молодая женщина. — Подруга уговорила. Вон она за тем столиком сидит. Такая красивая, в голубой кофточке, видите?
Она смеется.
— Значит, подруга ваша здесь не первый раз? — спрашиваю я.
— Второй. Она тут в прошлом году была. Так хвалила.
— Именно этот санаторий?
— Ну да.
— Она, наверное, летом была. А сейчас ноябрь.
— Все равно, — бесшабашно машет рукой моя новая знакомая. — Главное, это отдыхать и ни о чем не думать.
— А это кому что, — усмехается один из инженеров. — Мне, например, главное — подлечиться тут. Как раз на год хватает.
— Кстати, давайте познакомимся, раз уж нас свела судьба, — предлагаю я и обращаюсь к молодой женщине: — Не могу же я называть вас «товарищ аспирант» или «гражданка из Свердловска»?
— А я и этого о вас не знаю, — смеется она. — Меня зовут Рая. А подругу мою Валя.
Мы все представляемся друг другу, и это получается необычайно церемонно и смешно. Вечером мы уславливаемся идти все вместе в кино.
Так проходит первый день моей необычной командировки.
Все-таки удивительно быстро привыкает человек к новому месту, к новому ритму жизни, ее незнакомому распорядку, к новым людям вокруг. Проходит день-другой, и уже кажется, что ты здесь давным-давно и все тебе уже знакомо и даже привычно. Счастливая все-таки способность.
Так получается у меня и в этот раз. На третий день моего пребывания в санатории я уже полностью осваиваюсь с необычной для меня обстановкой и даже начинаю делать кое-какие открытия.
К этому времени, между прочим, я становлюсь обладателем небольшой уютной комнаты с балконом, на пару с молодым и веселым шахтером из Кемерова Виктором Богдановым. У него только что зарубцевалась страшенная язва, но Виктор полон сочувствия ко мне, и тем смущает меня невозможно. Логика его рассуждений предельно проста.
— Ну хорошо, — говорит он. — Мне такая хреновина поделом. Точно. Если бы ты столько выпил, сколько я, у тебя бы их четыре было. У меня еще порода крепчайшая. Но ты-то вообще не пьешь, я же вижу…
— Нет, почему же… — пытаюсь возразить я.
Но Виктор решительно меня обрывает:
— Это не называется пить. А тоже, понимаешь, такое страдание заработал.
Словом, с Виктором мы подружились в первый же вечер.
Вполне благополучно проходит у меня и первое свидание с моим лечащим врачом, пожилой женщиной с удивительно молодыми и добрыми глазами. Я, по-моему, очень точно описываю ей свои ощущения от недавно зарубцевавшейся язвы желудка. Во всяком случае, я ничего не забываю из инструктажа, который провел со мной врач нашей медчасти. И хотя моя курортная карта авторитетно подтверждает все мною сказанное, Клавдия Филипповна — так зовут моего лечащего врача — после весьма поверхностного, на мой взгляд, осмотра почему-то довольно скептически отнеслась к моим жалобам.
— Ну что ж, милый юноша, — вздыхает она и смотрит на меня своими добрыми, в лучинках морщин глазами. — Лечитесь, коли приехали. Давайте-ка назначим вам электрофорез через день… Вот так, — она делает запись в мою курортную книжку. — И тоже через день будут у вас ванны. Нижние, в парке. Талончики вам сестра выдаст. Хотя… талончиков этих у нас маловато. Да и чего вас гонять лишний раз в парк… — Она зачеркивает свою запись в книжечке и поднимает на меня глаза. — Попринимайте-ка кислородные у нас тут, в корпусе. Не возражаете?
Я чувствую себя и без того весьма неловко, а тут еще использовать дефицитные талоны. Поэтому я энергично поддерживаю ее решение относительно кислородных ванн, хотя не имею ни малейшего представления о том, что это такое. Вместо воды кислород, что ли?
Во время нашей беседы я, конечно, не забываю о подлинной цели своего приезда сюда. И, улучив удобный момент, спрашиваю:
— Вы, наверное, многих своих больных помните?
— Конечно, — кивает седеющей головой Клавдия Филипповна, заполняя мою историю болезни. — Люди приезжают к нам два-три года подряд. Только тогда лечение дает настоящий и длительный эффект. Но есть больные, которым это не требуется.
Последнее, вероятно, относится ко мне.
— В прошлом году у вас здесь сестра моя лечилась, — говорю я.
У меня всего два пути к человеку, изображенному на фотографии. Первый — это через Веру. Сначала найти людей, которые помнят ее, а затем выяснить, помнят ли они, с кем она дружила здесь и, может быть даже, кто за ней ухаживал. Второй путь — это показать фотографию и попросить вспомнить того человека, при этом даже не называя Веру. В первом случае разговор удобно как бы невзначай завести о сестре. Во втором — это, допустим, подходящий к случаю разговор о школьном или институтском приятеле, которого давно потерял из виду и неожиданно обнаружил на этой фотографии. Причем в последнем случае указываю совсем не на того человека, которым интересуюсь. Тут важно завязать разговор вокруг фотографии.
С Клавдией Филипповной я начинаю разговор о сестре.
— Как ее фамилия? — интересуется она. — Тоже Лосева?
— Нет. По мужу. Топилина. Вера.
На секунду мне становится грустно. Вот я уже и выдал Веру замуж.
— Что-то не припоминаю, — качает головой Клавдия Филипповна и продолжает писать. — Наверное, ее вел другой врач. Вы не помните, в каком корпусе она жила?
— Нет. А я вам сейчас покажу ее фотографию! — восклицаю я, словно эта счастливая мысль только что осенила меня.
Я поспешно лезу в один карман, потом в другой, пока не обнаруживаю фотографию.
Клавдия Филипповна с интересом вглядывается в нее и, представьте себе, тут же узнает Веру. Срабатывает чисто профессиональная память, потому что Клавдия Филипповна даже называет, чем именно страдала Вера, употребляя при этом замысловатые латинские термины.
Мало этого, Клавдия Филипповна даже вспоминает странный случай, который произошел с Верой. Та вдруг исчезла на два дня. Утром куда-то уехала, а вернулась вечером на следующий день. Потом оказалось, что председатель одного из колхозов, расположенных недалеко от города, прислал за ней машину. И там, в колхозе, она вынуждена была заночевать: к вечеру вдруг хлынул невообразимый ливень, который стих лишь
