германский генштаб), 14 июня 1939 года издал приказ, где, между прочим, имелись и такие строки:
«Главнокомандующий армией приказал разработать план боевых операций против Польши, принимая при этом во внимание требования политического руководства – начать войну
Удар наносит Паулюс
«Превентивный» мотив особенно громко звучал в показаниях свидетелей защиты, когда речь заходила о нападении на Советский Союз. Здесь-то уж совсем все ясно. Советское командование сосредоточило огромные массы войск на демаркационной линии и вот-вот готовилось отдать приказ о нападении на Германию. Опять-таки германские войска лишь упредили удар противника.
Но и на этот раз фальсификаторы истории были нещадно биты. И один из наиболее чувствительных ударов по их лживой версии нанес фельдмаршал Паулюс.
Читатель уже знает об обстоятельствах появления его в зале суда и помнит, каким образом реагировала на это защита. Как-никак в 1940–1941 годах Паулюс сам занимал пост заместителя начальника германского генерального штаба, и адвокат Иодля сразу же попытался настроить его на волну «превентивной войны».
Последовал вопрос:
– В феврале тысяча девятьсот сорок первого года наши военные транспорты стали направляться на восток. Скажите, какова была тогда численность русских войск вдоль русско-германской демаркационной линии и румыно-русской границы? Не докладывал ли Гальдер фюреру об угрожающей численности русских войск?
Но на эти и многие другие подобные же вопросы защита не смогла получить желаемых ответов. Историческая правда была на стороне обвинителей.
На вопрос главного обвинителя от СССР Р. А. Руденко: «Что известно свидетелю о подготовке гитлеровским правительством и немецким верховным главнокомандованием вооруженного нападения на СССР?» – Паулюс ответил:
– Третьего сентября тысяча девятьсот сорокового года я начал работать в главном штабе командования сухопутных войск в качестве оберквартирмейстера… Во время моего назначения я нашел… еще неготовый оперативный план, который касался нападения на Советский Союз… Начальник штаба сухопутных сил генерал-полковник Гальдер поручил мне дальнейшую разработку этого плана, начатого на основании директивы ОКВ… Разработка… была закончена в начале ноября и завершилась двумя военными играми, которыми я руководил по поручению главного штаба сухопутных войск. В этом принимали участие старшие офицеры генерального штаба.
Кто же эти старшие офицеры? Оказывается, среди них был и полковник Хойзингер, тот самый Хойзингер, который ныне играет столь видную роль в создании западногерманского бундесвера и призывает его к действиям «на широких просторах России». А в те далекие уже теперь годы, он, по свидетельству Паулюса, «принял на себя дальнейшую разработку «плана Барбаросса».
Паулюса спросили: располагало ли гитлеровское военное командование какими-нибудь данными о подготовке со стороны Советского Союза нападения на Германию? Ответ последовал незамедлительно:
– Примечательным является то, что тогда ничего не было известно о каких-либо приготовлениях со стороны России.
Известно ничего не было, а тем не менее еще осенью 1940 года планировалось нападение на СССР. Планировалось, но не осуществилось. Генштаб решил отложить его на май 1941 года. Однако и в мае команды не последовало. Почему же? Ведь, если верить свидетелям защиты германского генштаба, русские вот-вот должны были осуществить нападение. Оказывается, в это время генштабу надо было мимоходом провести операцию по установлению «нового порядка» в Югославии.
И вот на стол трибунала ложится еще один «совершенно секретный» документ за №444228/41, подписанный Кейтелем. Он содержит в себе следующие указания:
«1. Время начала операции «Барбаросса», вследствие проведения операции на Балканах, переносится по меньшей мере на четыре недели.
2. Несмотря на перенос срока, приготовления и впредь должны маскироваться всеми возможными средствами и преподноситься войскам под видом мер для прикрытия тыла со стороны России…»
Паулюс комментирует этот документ и заодно рассказывает, как «был организован очень сложный обманный маневр», осуществлявшийся из Норвегии и с французского побережья. Создавалась «видимость операций, намеченных против Англии», с тем, чтобы «отвлечь внимание России».
Показания Паулюса разнесли впрах версию о превентивном характере войны против СССР. Мне трудно забыть смятение, которое охватило после этого защиту. Обычно защитники торопились к перекрестному допросу, если он давал хотя бы какие-то контршансы. Но в тот раз и адвокатов и скамью подсудимых охватила как бы прострация.
Однако порядок есть порядок. После того как с трибуны ушел советский обвинитель, председательствующий обращается к защите с предложением начинать перекрестный допрос. Доктор Латерзнер медленно поднимается со своего места. На его лице никаких следов энтузиазма. Обращаясь к Лоуренсу, он заявляет:
– Господин председатель, я прошу дать мне возможность в качестве защитника генерального штаба поставить вопрос свидетелю завтра, во время утреннего заседания. Свидетель появился крайне неожиданно, во всяком случае для защиты…
Но и перерыв ничего не дал защите. Доктор Латерзнер не смог преодолеть показаний фельдмаршала Паулюса. Они прозвучали как удар гонга на ринге, возвещающий о совершенно бесспорном нокауте.
Еще о том, как врали «старейшие солдаты»
Обвинение в агрессии было не единственным против германского генерального штаба. В сущности, генштаб гитлеровской Германии являлся организующим центром по осуществлению всей чудовищной программы военных преступлений.
Но допрошенные в Нюрнберге гитлеровские фельдмаршалы категорически протестуют против этого «неслыханного и оскорбительного обвинения».
У пульта фельдмаршал Рундштедт. Я до сих пор помню выражение лица этого надменного пруссака, самого старого зубра германского генералитета. Запечатлелась в моей памяти и его поза, когда он, подняв костлявую руку и вытянув два пальца, дал клятву «говорить правду, только правду, и ничего, кроме правды».
Адвокат Латерзнер задает Рундштедту вопрос:
– Вы знаете, господин фельдмаршал, что обвинение внесло предложение признать высшее военное руководство Германии преступным. Как самый старый офицер германской армии, можете ли вы выразить взгляды германского военного руководства на законы и обычаи войны, на международное право?
И «самый старый офицер германской армии», давший клятву говорить «только правду», заявляет
