В конце 1936 года форсируются переговоры о присоединении к «оси Берлин – Рим» третьего партнера – Японии. И опять для ведения переговоров и подписания соглашения вызывают из Лондона того же Риббентропа. Опять он ведет переговоры и подписывает новое соглашение от имени германского правительства.
Создается впечатление, что из посольского особняка в Лондоне осуществляется руководство всей внешней политикой Германии.
Наступил 1938 год. Уже ремилитаризована Рейнская область. Создан вермахт. Новый военно-морской флот Германии бороздит океаны. Гитлер решает нанести удар по Австрии – осуществить аншлюс. Мир опять встревожен. Геринг нервничает: сумеет ли Риббентроп убедить Англию не вмешиваться в «Австрийскую операцию»?
Риббентроп сумел. Смертный приговор независимости Австрии был приведен в исполнение при полной поддержке Лондона.
Во время допроса в Нюрнбергском суде бывший гитлеровский посол в Лондоне не без удовольствия вспоминал дела тех дней. Он вовремя и безошибочно сообщил Гитлеру, что и Чемберлен, и Галифакс с большой терпимостью отнеслись к нацистским планам. Даже когда в Лондон поступило сообщение о вступлении гитлеровских войск в Вену, английские лидеры продолжали беседы с немецким послом «в чрезвычайно дружественных тонах». Настолько дружественных, что Риббентроп пригласил британского министра иностранных дел посетить Германию. И тот принял это приглашение, попросив «приготовить все для охоты». «Охота» оказалась необычной. На этот раз «дичью» должна была стать Чехословакия.
Но прежде чем приступить к «охоте», Риббентроп покинул Лондон. Его неоценимые услуги, его дипломатические успехи завершились в начале 1938 года назначением на пост министра иностранных дел. «Чехословацкую операцию» Риббентроп проводил уже облеченный полномочиями имперского министра.
А теперь попробуем разобраться, какой же талант потребовался от нового хозяина Вильгельмштрассе для того, чтобы сплести сеть, в которую попала Чехословакия.
Невольно вспоминаются тогдашние вздохи одной французской газеты: «И не стыдно Жоржу Боннэ, который сидит в кресле великого Талейрана, что он так позорно был обманут в Мюнхене». Но хорошо известно, что легче всего обмануть того, кто хочет быть обманутым. И надо сказать, что ни в чем другом нюрнбергские подсудимые не были так едины, как в том, что Гитлер не силой завоевал Чехословакию, а получил ее в дар от Лондона и Парижа.
Да, нацистская Германия независимо от намерений других западных держав еще задолго до мюнхенской сделки разработала так называемый «план Грюн» («Зеленый план»), предусматривавший все детали вооруженного захвата Чехословакии. Но состоялся Мюнхен. «Подарок» Гитлеру был сделан. И этот чисто военный план порабощения Чехословакии не понадобился.
Такой поворот событий в значительной мере осложнил положение обвинителей западных держав при допросе Риббентропа. Очень туго пришлось даже такому опытному юристу, как сэр Дэвид Максуэлл Файф.
Мне хорошо запомнился один из дней в конце апреля 1946 года, когда я, возвращаясь от генерального секретаря трибунала, заметил необычайное оживление возле дверей, ведущих в зал суда. Я уже намеревался войти туда, но меня остановил адвокат Серватиус (тот самый Серватиус, который много лет спустя защищал в Иерусалиме Эйхмана и забрасывал грязью нюрнбергский приговор). Он завел речь о вызове каких-то свидетелей, которые были нужны ему, но которых не очень торопится вызвать генеральный секретариат. Серватиус очень хорошо говорил по-русски, и наша беседа грозила затянуться. От этого избавил меня какой-то английский журналист.
– Не теряйте зря времени, майор, – бросил он на ходу. – Начинается спектакль и большой экзамен для сэра Дэвида!
Я поспешил в зал суда. Места для прессы были заполнены до отказа. Все понимали, что английскому обвинителю при всей его опытности трудно будет пройти мюнхенские пороги.
Поединок между ним и бывшим министром иностранных дел гитлеровской Германии сразу принял острый характер. Файф всячески отрывал Риббентропа от мюнхенской почвы, вынуждая его говорить о «плане Грюн», в подготовке к осуществлению которого министерству иностранных дел отводилась важная роль. Но Риббентроп в меру своих способностей пытался оторвать Файфа от «плана Грюн» и свести весь чехословацкий вопрос к Мюнхену.
Геринг, саркастически улыбаясь, перегнулся через барьер и тронул за плечо адвоката доктора Зейдля. Это было верным признаком, что он уловил возможность учинить очередную провокацию. В таких случаях Герман Геринг, как правило, обращался не к своему защитнику доктору Штамеру (зачем ставить его в неловкое положение!), а именно к Зейдлю. Этот, в прошлом активный нацист, очень падкий на дурно пахнущие сенсации, в подобных ситуациях действовал безотказно. На сей раз, выслушав Геринга, Зейдль приблизился к адвокату Риббентропа доктору Хорну. Совещались они недолго. Хори тут же поднялся и заявил суду, что нет никакой надобности выяснять роль его подзащитного в осуществлении «плана Грюн» хотя бы уже потому, что сами западные державы санкционировали то, в чем сейчас сэр Дэвид пытается обвинить Риббентропа.
Это заявление заметно вдохновило Риббентропа и вооружило его для дальнейшей борьбы с Файфом.
Файф спрашивает:
– Вы прекрасно знали о «плане Грюн», не правда ли? О том, что военные планы предусматривали покорение всей Чехословакии, не так ли?
Риббентроп конечно знал об этом плане и принимал участие в подготовке к осуществлению его, но теперь он только пожимает плечами: к чему, мол, распространяться о том, чего не произошло. И совсем уж недвусмысленно заявляет, что само британское правительство решило данный вопрос в Мюнхене «так, как этого хотел я с позиций немецкой дипломатии».
Вслед за тем подсудимый с эпическим спокойствием принялся рассказывать, как Чемберлен и Даладье подталкивали Чехословакию к гитлеровской плахе.
– Дело обстояло так: господин Чемберлен сказал фюреру, что он согласен с тем, что должно что-то произойти, и он со своей стороны готов передать немецкий меморандум о расчленении Чехословакии британскому кабинету… Он сказал еще, что посоветует британскому кабинету, то есть своим коллегам- министрам, чтобы Праге было рекомендовано принять этот меморандум…
Риббентроп сообщает о беседах, которые Гитлер и он вели еще до Мюнхена с английским и французским послами в Берлине и в ходе которых эти официальные представители Лондона и Парижа верноподданнически уверяли фюрера, что «со стороны Англии и Франции существует намерение как можно скорее разрешить чехословацкую проблему в духе немецких пожеланий».
Слушая Риббентропа, я следил за Файфом и видел, как этот обычно спокойный и уверенный в себе юрист явно нервничал. Не раз он уличал подсудимых во лжи. Уличал и Риббентропа, когда речь шла о других эпизодах обвинения. Файф умел это делать лучше многих других обвинителей. Он ставил подсудимому серию вопросов, по видимости не предвещавших ничего страшного, но где-то среди них таился центральный вопрос, который непременно замкнет цепь, и подсудимый окажется припертым к стене. Увы, когда в зале суда речь шла о Мюнхене, этого не случилось. Файфу не помогали ни высокий профессионализм, ни блестящие способности полемиста.
Пройдет много лет, и кое-кому понадобится поднять на щит мюнхенских миротворцев. Я уже упоминал раньше, что по случаю двадцатилетия мюнхенского соглашения реакционная английская пресса подняла страшную шумиху и решила поразить мир грандиозной сенсацией. Оказывается, «ведущие актеры мюнхенской драмы были искренни… они действительно считали, что обеспечили мир в Европе». Со страниц «Санди экспресс» член английского парламента Беверли Бакстер вопрошает: «Должны ли мы все еще стыдиться Мюнхена?»
Читая такое, невольно обращаешься к истории. Рассказывают, что после окончания франко-прусской войны 1870–1871 годов к графу Мольтке пришли правоверные прусские историки. Пришли затем, чтобы сообщить ему о своем намерении написать историю победоносной войны против Франции. Разумеется, господа историки очень хотели, чтобы «его превосходительство» помог им своими советами и указаниями создать историю, достойную прусского воинства. Но старый Мольтке выразил лишь крайнее удивление и
