художника Кончевского, их заставил кто-то сделать в квартире покойного академика Брюханова. Если, конечно, они вообще туда проникли. Но другие факты говорят, что они вполне могли туда проникнуть, вернее даже… Впрочем, вот эти факты. В прихожей, на полу, обнаружили окурок сигареты «Прима», которые курил Леха. И группа слюны на этом окурке совпала с Лехиной группой. Мы внимательно исследовали окурки, оставленные Лехой и Чумой в квартире художника Кончевского.
Но самым главным фактом — и тут мы, честно говоря, просто ахнули — оказался не окурок. В квартире на полу была найдена перчатка, принадлежащая… Кольке-Чуме. Коричневая перчатка, наполовину кожаная, а наполовину замшевая с металлической кнопкой и выступающими грубыми швами. Вторую такую перчатку я своими глазами видел у Чумы, когда мы вышли за сигаретами в переднюю. У меня их в пальто не оказалось, а Чума достал из кармана своего пальто сначала такую вот перчатку и, выругавшись, сказал, что где-то потерял вторую, а потом и пачку сигарет. Да, теперь уж сомнений не оставалось, теперь уже даже Кузьмич, я вижу, поверил в мою версию. Раз кражу совершили Чума и Леха из той самой квартиры, где бывал тоже весьма подозрительный Гвимар Иванович, то конфликт вполне мог возникнуть у них из-за дележа украденного, это куда вероятнее, чем из-за Музы.
— Они его поджидали во дворе, пока он был в той квартире, — говорит Шухмин. — А потом он вышел, и тут произошла ссора.
— Нет, — возражаю я. — Леха мне намекнул, что кто-то велел им убить этого Гвимара Ивановича. И потом, тот седой во дворе…
— Ну, пока спор бесполезен, — говорит Кузьмич. — Пока мне кажется, что Лосев прав. Велели им убить. И тут не двое, тут, видать, банда действует.
Итак, банда Чумы, где, впрочем, он вовсе не был главарем, им, скорей всего, был тот низенький и седой, который спорил однажды во дворе с Гвимаром Ивановичем, — банда эта приехала в Москву и ограбила квартиру покойного академика. И вполне очевидно, что кто-то дал банде «подвод», навел ее на эту квартиру. В таком случае версия по Гвимару Ивановичу становится вполне реальной. Повторяю, он был вхож в этот дом и вполне мог определить ценность находящихся там картин и вещей.
Непонятной тут пока остается лишь одна деталь: кто мог следить за Гвимаром Ивановичем и седым толстяком, когда они ссорились во дворе? Деталь, казалось бы, пустяковая, тем более что, возможно, Инне Борисовне это просто показалось. И все же… Кузьмич наш любит говорить: «Маленькая деталь — это как на чертеже один малюсенький угол, если он не совпадает, то огромные многоугольники не подобны. А у нас в таком случае лопается самая распрекрасная версия». Впрочем, все в конце концов может объясниться и встать на место. Надо лишь как следует поработать, только и всего.
— Какие интересные связи еще установили у этой семьи? — снова спрашивает Пашу Мещерякова Кузьмич. — Кроме, значит, Гвимара Ивановича.
— Тысячу людей установили, — ворчит Паша.
Он как будто даже недоволен своими открытиями.
— А этого Гвимара Ивановича вы установили? — спрашиваю я.
— До него мы не добрались, — отвечает Паша.
— Ну, давайте разбираться, до кого вы добрались, — говорит Кузьмич. — Списки у тебя есть?
— А как же.
Паша достает списки, и мы углубляемся в работу.
Здесь указаны все родственники Инны Борисовны и Виктора Арсентьевича, все их друзья, сослуживцы, просто знакомые, все случайные посетители квартиры за последнее время — водопроводчик, столяр- краснодеревщик, служащая прачечной, доставщик заказов из гастронома, врач поликлиники, лечивший простудившегося Виктора Арсентьевича, медсестра, приходившая ставить ему банки, почтальон, приносивший очередные подписные тома Толстого и Тургенева. Словом, не был, кажется, пропущен ни один человек, переступивший за последнее время порог этой квартиры, кроме… Гвимара Ивановича.
— Тут вообще нет приезжих, — замечает Денисов.
— Не успели еще, — вздохнув, отвечает Мещеряков. — И так вон сколько за три дня проверили.
— Но банда тянет на приезжих, — вступает в разговор Петя Шухмин. — В первую очередь их сейчас надо выявлять.
— Теперь-то ясно, — угрюмо соглашается Мещеряков.
— Ты не расстраивайся, браток, — утешает его Петя. — Мы сейчас впряжемся знаешь как? Ветер засвистит.
— У тебя здесь есть список украденных картин и всего остального? — спрашивает Кузьмич Пашу и указывает на его папку.
— Есть. Вот он, — Паша достает сколотые листки.
Мы внимательно читаем этот длинный список.
— Да-а… — качает головой Шухмин. — На себе не унесешь.
— Именно что, — подхватываю я и многозначительно смотрю на Пашу. — Как насчет машин, ничего не накололи?
— Кое-что, — говорит Мещеряков. — В тот день у дома заметили четыре машины.
— У дома — это значит во дворе? — уточняю я.
— Ну да, — кивает Паша. — Все четыре нашли и проверили. Отпадают.
— Наверное, была еще, — осторожно замечает Денисов.
— Да, точно была, — говорю я. — Уйма же вещей взята.
— Эх, подзабыли люди небось тот день, — вздыхает Шухмин. — Ограбление в среду было, так? А сегодня у нас суббота. День отдыха, между прочим. Для нормальных людей, конечно, — и снова демонстративно вздыхает.
— По убийству мероприятия осуществляются непрерывно, — строго говорит Кузьмич. — Прекрасно ты это знаешь, Шухмин. А тут мы еще три дня потеряли.
— Так я же не возражаю, Федор Кузьмич Я только констатирую.
— Ты лучше констатируй на пользу делу. Вот с машиной, скажем, это пункт серьезный. Машина должна быть. Где-то она непременно стояла.
— И час уточнить можно, — добавляю я. — Леха сел в такси к Володе около двух часов дня. К этому времени, выходит, кража была уже совершена и вещи куда-то отвезли.
— Точно, — подхватывает Мещеряков. — И по нашим данным кражу они совершили в первую половину дня.
— Словом, так, милые мои, — говорит Кузьмич, прихлопывая ладонями по столу. — С руководством и прокуратурой договоримся, и дела эти, по убийству и по краже, видимо, надо объединять. Совместно будем работать, так, что ли, Мещеряков, не возражаешь, я думаю?
— Думаю, что так, Федор Кузьмич.
— Вот и хорошо. А линии у нас пока такие, — Кузьмич обращается к нам. — Ты, Денисов, продолжи поиск этой Музы. Думаю, не все ее связи выявлены и отработаны. И хотя она сейчас с этим самым Колькой, однако где-то все-таки должна появляться, одна или с ним. Кого-то видит, кому-то звонит. Все это узнать можно. Понял ты меня?
— Понял, Федор Кузьмич. Узнать-то это все, наверное, можно, если только… если не уехали они уже.
— Навряд, — задумчиво качает головой Кузьмич. — Не так это просто теперь для них. И Колька этот лучше выждет. Он же знает, что его стерегут всюду. Он опытный, Колька этот. И хитрый. Из прошлого дела то видно. И потому ищи Музу, она скорей высунется. И приведет к нему. Плохо, конечно, что дочку свою она мало любит. Плохо. И не для нас, мы ее все равно найдем. Для дочки плохо. И для нее самой, для Музы этой.
Он досадливо трет ладонью седой ежик волос на затылке и продолжает рассуждать:
— Значит, так. С тобой ясно, Денисов. Теперь ты, — обращается Кузьмич ко мне. — Лучше познакомиться с тем домом, с жильцами, с той квартирой, конечно. И двор не забудь. Особенно двор. Надо разобраться, кто там все эти дни кружил. И в уме еще машину держи. Их машину. Она, конечно, московская. А значит, в банде есть еще и москвич, у которого своя машина или казенная. Улавливаешь?
— Как-нибудь улавливаю, — бодро отвечаю я. — Не в первый раз.
— Ишь ты, — усмехается Кузьмич. — Тут на двадцать восьмом году не все всегда улавливаешь, а у
