— Сейчас, дорогой, будем сравнивать два дела. Вдруг да все «в цвет» окажется. Ну, а ты свою раскрывай, — добавил он, кивнув на тоненькую папку в руках у Лосева и выразительно пошевелив в воздухе пальцами. — Давай товар, не жмись.
— Какой тут товар, — вздохнул Лосев. — Слезы пока.
Он, раскрыв папку и пробежав глазами первую из бумаг, отложил ее в сторону и сказал:
— Давай по порядку. Как возникло дело с пряжей?
— Ц-а! — досадливо цокнул языком Эдик. — Самым, понимаешь, неприятным образом возникло. Через четыре месяца после преступления, можешь представить? До того ивановцы и не знали, что банк с их счета снял семьдесят… погоди, — Эдик порылся в бумагах, достал одну и прочел. — Семьдесят четыре тысячи пятьсот сорок семь рублей и, согласно платежному требованию, перечислил на счет Московского комбината. Так что москвичи спокойны, им за пряжу уплачено, а ивановцы тоже молчат, не знают, что с их текущего счета денежки — тю, тю! Через четыре месяца только узнали. Ну, тут уж, сам понимаешь, прибежали к нам. А что через четыре месяца установишь?
— Ну, кое-что наскребли? — поинтересовался Лосев.
— А как же, — с некоторым даже самодовольством ответил Эдик. — Скажем, приметы этих деятелей получили. Совсем, понимаешь, на твоих не похожи, особенно тот, на кого доверенность была.
— Вы ее изъяли?
— Непременно. Вот она, фальшивка, — Эдик помахал в воздухе злополучной доверенностью. — Все, как в твоем случае.
— Так. Первым делом, — Виталий задумчиво побарабанил пальцами по столу, — давай обе доверенности на почерковедческую экспертизу отправим. Может, одной рукой написана?
— Я тебе пока сам скажу, — самоуверенно объявил Эдик. Давай свою.
Он положил обе доверенности рядом. Лосев, не утерпев, поднялся со своего места и склонился над плечом Албаняна.
— Ото! — почти одновременно воскликнули оба, лишь взглянув на доверенности, и многозначительно переглянулись.
— Никакой, понимаешь, экспертизы не надо! — воскликнул с энтузиазмом Албанян. — А?
— М-да. Только для порядка, — согласился Виталий. Одна рука писала.
Однако это открытие пока мало продвигало расследование, хотя стал ясен опасный масштаб дела и сама преступная группа оказалась куда больше, чем можно было в начале предположить.
— Если приезжают разные люди, — сказал Албанян, — значит, должен быть главарь, — и без всякого перехода спросил: — Следователь у тебя из прокуратуры?
— А как же? Убийство.
— Ясно. Но сейчас давай вдвоем помозгуем. Потом доложим. Пока идет розыск — это наш хлеб.
— Хлеб общий, — махнул рукой Виталий. — И не сладкий. Ты мне вот что скажи: как этот отпуск груза оформляется?
— По доверенности, ты же видишь?
— Это понятно. А разве любое предприятие может такую доверенность оформить? Тут ведь какая-то плановость есть.
— Само собой, — кивнул Эдик и, расположившись поудобнее, достал сигарету. — Вот гляди, — он закурил. — Для производства, допустим, кондитерских изделий нужна лимонная кислота, так? И кондитерская фабрика заранее знает, что она является фондодержателем этой кислоты на таком-то заводе, где она производится.
И только там фабрика эту кислоту может получить в течение данного года, причем определенное количество тонн. Все, понимаешь, планируется.
— Выходит, эти жулики заранее знали, какая в Москве требуется доверенность, от какого предприятия?
— Выходит, так.
— А откуда они это могли узнать? Кто им мог дать такую информацию? Ведь постороннему человеку ее не дадут, например, в министерстве… какое тут может быть министерство?
— Пищевой промышленности, — подсказал Эдик и добавил: — Ясное дело, никто там этой информации постороннему человеку не даст. Тут свой человек нужен.
— Свой или… не свой, но… так, так, так, — задумчиво произнес Лосев и снова спросил. — Ну, а на заводе, производящем эту самую кислоту, знают всех своих фондодержателей?
— Само собой, — пожал плечами Албанян и, многозначительно подняв палец, добавил: — И знают, кто и сколько уже выбрал из своего фонда в этом году, — затем подумал и сказал: — Тогда есть еще один возможный источник информации. Сами фондодержатели. Допустим, та же кондитерская фабрика. Достаточно иметь своего человека там в бухгалтерии, чтобы вовремя состряпать доверенность и получить строго фондируемую кислоту.
— Да, пожалуй, ты прав. Это третий канал информации, — согласился Лосев.
— Но ты, понимаешь, обрати внимание! — возмущенно воскликнул Эдик. — На чем все эти опаснейшие преступления держатся. Исключительно на безответственности, формализме и равнодушии, полнейшем равнодушии!
Вот я его спрашиваю, там, в бухгалтерии: «Как вы доверенность читали? Ведь в штампе неверно названо это Ивановское объединение».
— Жулики тоже знают, с кем имеют дело, — вставил Виталий.
— Точно! — Эдик сделал выразительный жест, словно поймал Виталия на слове. — А этот деятель в бухгалтерии на меня таращится и говорит: «Да кто же штампы по буквам читает? Тем более они всегда слепые». Я говорю: «Ну, а почему вы отпустили пять с половиной тонн пряжи из фонда следующего квартала? Бывало так раньше?». «Могу посмотреть, — говорит. — Но вообще это не моя компетенция». «Так вы бы посоветовались с теми, чья это компетенция», — говорю. «Что вы, — отвечает, — если я по каждому такому случаю буду еще советоваться… да у меня и так работы выше головы». А у самого на столе, под папкой, «Футбол-хоккей» лежит, я же вижу. Вот так и работают. Это не десятка летит, не сотня, не тысяча даже.
Эдик вскочил и заходил по кабинету.
— Да… Воспитывать людей надо, — вздохнул Лосев.
— Воспитывать? — Эдик остановился перед ним, сунув руки в карманы, и иронически посмотрел сверху вниз. — Судить надо.
— Нет, воспитывать, учить добросовестности, со школы учить, с детского сада даже.
— Эх, философ, — Эдик с сожалением посмотрел на Лосева.
— Слушай, — спросил Лосев, занятый своими мыслями. — А куда они столько кислоты девают, как ты думаешь?
— Я, дорогой, не думаю, я знаю, — важно объявил Албанян. — Они ее дельцам подпольным продают. Такая, понимаешь, водится мелкая порода жуликов, но очень вредная. Гонят, понимаешь, левый товар. Ну, левый товар, это ты понимаешь?
— Это теперь уже всякий понимает, — усмехнулся Лосев. — И большой с этого доход у них?
— Ого! Нулей больше, чем пальцев на руке. И потому за сырье они могут отвалить в два, в три раза больше, чем оно стоит.
— Ничего себе, мелкая порода! — обеспокоенно воскликнул Лосев. — Но куда они могут сбыть эту лимонную кислоту здесь, в Москве?
— Почему же только в Москве? Как раз удобнее сбыть ее где-нибудь подальше.
— Я пока исхожу из того, что они из Москвы выскочить не успели.
— Это почему «не успели»? Номер поменяли и успели.
— Нет, — усмехнувшись, покачал головой Виталий. — Не все так просто. Во-первых, номер сразу не поменяешь, чтобы никто не видел. Надо место подходящее найти, где-то спрятаться. А тут, глядишь, и вечер настал, даже поздний вечер. На вылетных шоссе машин стало мало, значит, каждой машине больше внимания. А они знают, все посты ГАИ предупреждены.
— Так, ведь, номер другой!
— Не в одном номере дело. Им страшно, понимаешь? Они только что убийство совершили. А у них
