но гордо? Или взяться за оружие и других подстрекнуть к этому же? Или — смириться и ждать?..
Свою работу я, однако, выполнял по-прежнему честно и на высочайшем профессиональном уровне. Мой ученик со своим младшим братиком, который любил добровольно присутствовать на наших уроках (не прогонять же малыша, если ему так всё интересно!), мой ученик освоил со мною громадные пласты русских слов. Если мы учили с ним тему «Город», то это были слова и выражения, касающиеся транспорта, улиц, домов; если брали тему «Природа», то это было всё, что касалось лесов, гор, воздуха, морей, экологии; если мы учили наизусть стихи Пушкина или Лермонтова, то предварительно прорабатывали каждое слово, выясняя в точности, что оно означает и когда и как употребляется… Я только выдавал информацию, а мои грузинчики с жадностью её заглатывали.
Однажды я опыта ради потребовал от их матери Лолиты, чтобы она обеспечила нас большими листами ватмана. Ватман появился. И тогда я нарисовал несколько подробнейших чертежей парусного корабля и отдельных его фрагментов. Были там и киль, и шпангоуты, и бимсы, и пиллерсы, и стрингер, и утлегарь, и крюйс-бом-брам-стеньга — всё то, что когда-то очень занимало меня в моём детстве, пока я читал приключенческие морские романы. Мой приказ выучить всё это наизусть был выполнен беспрекословно, причём мальчишкам даже и не пришло в голову спросить: а зачем нам это нужно? Приказ есть приказ, а военная дисциплина есть военная дисциплина.
А уж дворец-то Сократа, его семья и его приближённые — это был без сомнения военный объект!
Не всё давалось легко моему ученику. Были вещи, которых он совершенно не в силах был постичь. Например, русские падежи. Мальчик буквально на лету уловил пять из них. Плюс ещё один, незнакомый русским школьникам, но всё-таки существующий в современном русском языке — звательный падеж в старых формах (отче, боже, старче) и в новых (мам, пап, дедусь, Вась). Он всё понял и всё усвоил. Но как только дело доходило до падежа винительного, тут-то и выяснялось, что это — неприступная крепость. Понять, что это такое он не мог, и все мои попытки то так, то этак объяснить мальчику, в каких случаях нужно применять этот падеж натыкались на полное непонимание. Порасспрашивав его о том, как по- грузински будут такие-то и такие-то фразы, я понял, что в этом языке нет винительного падежа и он там заменяется чем-то принципиально другим.
И вот однажды я надумал, как объяснить двенадцатилетнему Баграту суть русского и индоевропейского изобретения под названием «ВИНИТЕЛЬНЫЙ ПАДЕЖ».
Это было очень жестокое объяснение. Для меня лично жестокое. И болезненное.
Все люди на свете делятся на рабов и хозяев. И все предметы — тоже. Одушевлённые предметы как правило командуют неодушевлёнными. Человек кидает — кого? что? — камень. И не наоборот. Камень не может кинуть человека. Он лишь ждёт, когда человек возьмёт его и кинет. Человек — хозяин, а камень — его раб. Человек выполняет действие по своей воле, а камень лишь подчиняется этой воле, и ничего больше. Хотя бывают, конечно, случаи, когда неодушевлённый камень САМ падает с горы и убивает одушевлённого человека. Но это — редко. Я читаю — кого? что? — книгу. И не наоборот. Она меня не читает. Она лишь покорно ждёт, пока я её прочту. Так же и между предметами одушевлёнными: человек режет — кого? что? — корову, а не она его! Корова лишь покорно ждёт своей участи. Бандит грабит — кого? что? — прохожего. И не наоборот… Итак, вывод: тот, кто выполняет активное действие, тот и есть хозяин положения в этой жизни, и для него предусмотрен ИМЕНИТЕЛЬНЫЙ падеж. Падеж хозяев! Тот предмет — одушевлённый или неодушевлённый, — который терпит, чтобы с ним так обращались, — для него Законами Жизни предусмотрен падеж ВИНИТЕЛЬНЫЙ!
И вот: именно после этого моего объяснения Баграт стал безошибочно отличать винительный падеж от именительного и от всех остальных!
Преисполненный профессиональной гордости, я тогда сказал сам себе:
— Какой же я молодец! Нет ничего такого, чего бы я не смог объяснить своим ученикам!
Прошло два месяца, как я работал у Сократа, и вот наступил счастливый для меня момент получения второй зарплаты.
Сократ дал мне в этот раз четыре бумажки по пятьдесят тысяч каждая. Двести тысяч, вместо ста восьмидесяти тысяч, о которых мы с ним прежде договаривались! «Ну что же, это нормально, — подумал я. — Инфляция есть инфляция, и он это понимает — надо воздать должное его сообразительности».
И это я опять ошибся.
— Слушай, дорогой, — сказал мне тихим голосом мой грузин после того, как отсчитал мне деньги. — Недавно ты видел меня и Лиду в машине… Сам понимаешь: человек есть человек, и я тоже — человек, и ты тоже — человек, и все мы тоже — человеки!.. Но моей жене — НЕ говори, будь человеком! Тут такая прекрасная женщина подвернулась. Честное слово: грех упускать такой случай!
Так вот за что я получил надбавку к зарплате!
Мои педагогические подвиги здесь были ни при чём. Именительный падеж, винительный, звательный… Тьфу!..
Но эти деньги мне впрок не пошли: на другой день моя супруга взяла их и отправилась в центр города, в главный универмаг, где и успела купить мне новые тёплые зимние сапоги. За шестьдесят тысяч. Она уже приглядывала в другом отделе какую-нибудь обувь или одежду, чтобы осчастливить ими наших детей, когда вдруг с ужасом выяснила, что кошелёк у неё со всеми деньгами — украли.
Декабрь 1994-го ничего хорошего не обещал. С новою силой разгоралась война в Чечне, инфляция нарастала, из продажи исчезло сливочное масло. Страна, как в пропасть, низвергалась в год 1995-й…
Между тем, материальное благосостояние моего грузина изменялось лишь в одном-единственном направлении и лишь с одною-единственною тенденцией:
— Цветные телевизоры японского производства, цена каждого из которых в сорок раз превышала мою месячную «грузинскую» зарплату, видеокамеры, потрясающая кухонная техника, которая всё сама умела делать, — всё прибывали и прибывали…
— К первой относительно недорогой машине западного производства добавился роскошный «Мерседес», стоимость которого В ТЫСЯЧУ РАЗ превышала то, что мне мой грузин платил в один месяц за обучение его сына! Машина была оборудована кондиционером, стереомагнитофоном, компьютером, который человеческим голосом извещал хозяина обо всех технических неисправностях, холодильником и чем-то там ещё и ещё…
— К машине добавился и личный шофёр…
— После шофёра в доме появилась служанка…
— Затем — кухарка…
— Потом —…
— Потом —…
— Потом —…
Между тем, я так и не возымел ни малейшего представления о роде деятельности моего грузина; была ли это торговля наркотиками, или это была торговля мандаринами; занимался ли он заказными убийствами, или честно завладел каким-нибудь прибыльным производством — этого я, скажу наперёд, я так никогда и не узнал.
Однажды на одном из уроков в «грузинском дворце» я надумал вот что: а не плохо бы обучить мальчишку писать сочинения! Я ему объяснил, что это такое и как оно делается и тут же стал обсуждать с ним вопрос о том, какую бы нам тему затронуть.
Обсудили. Получалось, что никакую.
Мальчишка, как я уже говорил, был до встречи со мною абсолютно дремучим. Успехи, которых он добился под моим руководством, были, конечно, очень внушительными, но всё-таки: ни единой книги он в своей жизни не прочёл и прочитывать не собирался, и ничего-то он в этой жизни не видел, кроме своей родной огнедышащей Абхазии, где он собственными глазами наблюдал, как взрываются снаряды и умирают люди, да ещё — кроме нашего города. Выяснилось, однако, что ему довелось погостить как-то раз где-то в Западной Грузии у бабушки с дедушкой — отцовых родителей, что и являлось для него на данный день ярчайшим впечатлением в его безотрадной жизни.
