владельца. Россказни о прямо пропорциональной зависимости физической силы от поперечника мышцы выгодны содержателям «качалок» и соответствуют действительности лишь в очень узком среднем диапазоне, не более того.
* * *
Помимо проявлений феноменальной природной силищи у разных невзрачных созданий мне доводилось встречать довольно много (а слышать историй еще больше) примечательных личностей, габариты которых кто-то из писателей окрестил как «теловычитание». Но одновременно каждый из них являлся истинным мастером, носителем совершенной и молниеносной техники, эффективность которой я бы не рискнул испытывать на собственной шкуре в реальном поединке. Существует также внушительная когорта людей маленьких и пухлых, ошибочно заведомых жертв для любителей чесать кулаки. Обойдусь на этот раз без помощи личного опыта, хотя мог бы привести захватывающие примеры. Но вот что пишет Марк Бишоп, лучше нашего знакомый с положением дел на Окинаве, о внешнем облике Китиро Симабуку, президента Всемирной ассоциации Иссин-рю каратэ: «Облик Китиро Симабуку не соответствует представлению большинства людей о том, как должен выглядеть учитель каратэ — он невысокого роста, полный и лысый, и у него женоподобный писклявый голос».
Занимательно, если учесть, что речь идет о сегодняшнем патриархе известнейшего направления подлинно окинавского каратэ. Любители кино могли бы припомнить неразлучного дружка нашего любимца Джеки Чана — толстяка Само Хунга, со всем его проворством, акробатикой и виртуозной техникой. А уж вполне настоящему шаолиньскому монаху (с непроизносимым именем, звучания которого я так и не уловил в хитросплетениях китайской речи), мастеру и наставнику искусства владения шестом, и вовсе следовало бы перейти на какую-нибудь диету, чтобы хоть слегка уменьшить объемистое чрево[45].
Помимо запредельных физических кондиций существует также некий чрезвычайно редкий и любопытный феномен, напрямую имеющий отношение к миру боевых искусств, точнее, к борцовским его разновидностям, в которых принято повергать противников наземь посредством всевозможных заломов и болевых ключей на кости и суставы. Однако прежде чем приступить непосредственно к повествованию, иллюстрирующему данное явление, необходимо подробнее пояснить суть упомянутых техник.
Речь о том, что в арсенале школ дзю-дзюцу (включая айкидо) изрядную долю приемов проводят посредством болевого воздействия на противника. То есть мы так или иначе берем его конечность на излом, в результате чего наш герой, стремясь уменьшить боль, движется в заданном направлении. В отличие от жестких силовых форм борьбы, где сила ломит силу, или, как в дзюдо и самбо, неприятеля выводят из равновесия, а уж затем бросают, используя возникшую инерцию его собственной массы, болевые приемы производят впечатление мошенничества и обмана, поскольку человек без видимых причин вдруг начинает бегать на цыпочках за рукой оппонента, или же валится, где стоял. На самом деле никакой игры в поддавки, конечно, не ведется. Просто искушенный товарищ не ждет, пока затрещат кости, а опережает неприятные события и привычно уходит в контролируемое падение, что в данной ситуации является единственным спасением. Кувыркнувшись, он в следующее мгновение встает в позицию и начинает игру сначала, тогда как недоверчивый скептик на его месте обязательно начнет сопротивляться изо всех сил, дождется невыносимой боли и обрушится, как мешок.
Таким образом, управление болью есть управление противником, попавшим в капкан. Тут-то и кроется замечательный феномен. Давным-давно у меня был ученик, абсолютно нечувствительный к болевым воздействиям на руки (ног мы не испытывали). Столкнувшись с этим случайно во время изучения базовых замков и заломов, все мы, присутствовавшие в зале, изнемогли в попытках причинить ему хоть какую-то неприятность, но тщетно.
Уж на что однозначно действенны формы типа
Совершенно аналогичный пример рассказал недавно мой приятель, тренер по айкидо. У него также был ученик, не реагировавший ни на что, хотя всякий иной представитель рода людского обычно обрушивается, как расстрелянный, и даже еще быстрее. Не счесть чудес на свете!
Есть еще один занимательный момент, на который просто не могли не обратить внимания те, кто достаточно много знает о жизни известных мастеров боевого искусства.
Я также не прошел мимо этой необычной статистики и даже провел небольшое биографическое исследование. Анализ фактов показал, что абсолютное большинство и ныне здравствующих, и уже покинувших нас выдающихся личностей из мира восточных единоборств, а также почти все, кто вообще достиг хоть каких-то успехов на этом поприще (или, по крайней мере, не бросил тренироваться одновременно с растаявшей молодостью), были на заре своей юности слабыми и болезненными существами, которым любые физические упражнения давались с великим трудом. Другую, стократ меньшую часть списка, занимают подростки крепкие и драчливые, словно бы рожденные для необыкновенных испытаний. Но соотношение вторых к первым никак не превышает одного к десяти.
Впрочем, если вдуматься, то ничего удивительного нет. Когда человек сызмальства здоров, силен и вполне способен отстоять свое место в ряду сверстников и вообще в жизни, у него просто не возникает необходимости что-либо изменять и улучшать — ведь не пьем же мы воду и не едим, когда без того сыты и довольны. Наш румяный счастливец направляет силы и жар души на достижение иных жизненных целей, а отпущенный природой кредит расходует помаленьку как данность, как бездонный капитал.
В итоге к середине жизненного пути некогда свежий красавец успевает незаметно превратиться в располневшего дядечку, обремененного служебными и семейными заботами, повышенным давлением и гастритом. Его нужно пожалеть, поскольку он ровным счетом ни в чем не виноват, ибо волшебная искра возгорается почти исключительно в ситуациях скверных, ущербных и вынужденных. Мучим ли наш будущий великий патриарх детскими хворями, злыми соседскими мальчишками, или просто снедаем нелюбовью к своему нескладному телу — так или иначе, но в его душе появляется неугасимый уголек, который тихо жжет его всю оставшуюся жизнь, заставляя бегать трусцой, голодать, избивать макивару, полировать своим кимоно обтяжку татами или часами заниматься цигун. С детства и до гробовой доски такие люди ежедневно доказывают окружающему миру и самим себе собственную полноценность и состоятельность, причем делают это неосознанно.
Любители фрейдизма, несомненно, разложили бы ситуацию по полочкам в лучшем виде. Можно называть ее самовыражением, самоутверждением или даже презренной гордыней — неважно. Главное в том, что лишь недобрые обстоятельства у истоков жизненного пути закладывают в душу батарейку энтузиазма. Между прочим, все вышесказанное одинаково справедливо почти для всех, кто хоть чем-то сумел выделиться в жизни — музыка ли это, живопись или политика. Изначальная ущербность — вот истинный двигатель прогресса. Гармония и совершенство есть финал пути, равновесная система неподвижна, лишь эксцентричные схемы обладают потенциальной энергией. Вода течет, пока один край долины выше другого, но, придя к покою и самодостаточности, хрустальная речка становится болотом с камышами и жабами.
Несомненно, даже те редкие счастливцы, что достигли вершин в боевых искусствах, оттолкнувшись от здорового безоблачного детства своими мускулистыми ногами и руками, наверняка имеют в душе глубоко спрятанные причины для недовольства, которые и не позволили им поплыть по течению, словно известная субстанция. Просто эти костры скрыты у них еще глубже, так далеко, что раскопать их было бы под силу разве что самому дедушке Зигмунду или, скажем, Милтону Эрикссону.
Тот факт, что продолжительность их жизни обычно не выходит за рамки средних норм, хотя, казалось бы, она должна значительно продлеваться, ни о чем не говорит.
Каждому отмерен свой срок, и перепрыгнуть через него невозможно (сократить — пожалуйста), но
