рассказываешь, век бы слушал, да век, кажется, короткий.
— Вот именно. Сказка… А все остальное — диалектический материализм, да? — огрызнулся Михаил. — Если раньше с НЕЙ все сбывалось, почему теперь надо относиться по-другому?
— Умным ты, Братка, стал, образованным. Вишь, как тебя приложило — аж поумнел. Но все равно не даешь ты никакого выхода. Если во всех твоих Мирах по-другому не бывает, то какие ж они другие? Ладно, это к слову. Я все-таки спрошу — как это будет сделано? Что требуется от нас здесь?
— Вы должны быть все вместе, это первое, я уже говорил. Потом… нужно оказаться в определенном месте. Месте Перехода. Там это возможно, но только если все и одновременно. Я не знаю пока где, не могу вспомнить, но это обязательно проявится у меня в нужное время… я не знаю, почему так. Видишь, как многого я не знаю.
«Минька говорит, как нарочно мне на мельницу воду льет. Всем вместе… Может, мы с ним теперь настроены на одну волну?» — подумал Павел.
— Слушай, — он запрокинул голову и уперся затылком в шапке жестяных волос в панели ограждения, — почему соседи твои не всполошились? Такой разнос учинить — это ж сколько грохоту, а они даже дядю милиционера не позвали.
— Это то, что я тебе все пытаюсь объяснить. Я выключен, Батя. Для близкого окружения я здесь вроде бы как не существую. Им, если так можно выразиться, в голову не приходит интересоваться мной. Живет себе кто-то, и пусть, ячейка занята. И звуков никаких посторонних, я тебя уверяю, они не слышали.
— Как это? Зайти-то сюда может, кто захочет?
— Наверное, мало кто специально хочет. Теперь вот только началась… активность населения. Думаешь, я понимаю? Так и живу.
Павел, расправив плечи, встал во весь рост, глянул и плюнул вниз.
— Чего ты?
— А нечего нам тогда дурака валять. Я… и ты тоже. Раньше сказать не мог? Кто нас тогда подслушает и как в таком разе… Ну-ка…
Михаил присоединился к нему.
В проезде между домами показался автомобиль голубого цвета, притормозил, высадил человека у подъезда и скрылся.
— А этого дядечку я, кажется, помню, — сказал Павел. Мужчина в светлой тенниске вошел в подъезд. Михаил сверху рассмотрел только небольшую плешь.
— Живет такой здесь?
— Нет вроде.
— Тогда пошли, Братка, будешь впускать. Он из тех, кто хочет специально к тебе зайти, мы с ним вчера на ступеньках столкнулись, ты и говорил как с незнакомым, я приметил. И «Ниссан» этот в глубине двора торчал.
— Приметливый какой.
— Потому и жив до сих пор. Давай быстренько, а то что-то начинаю я минутки считать. Упадет минутка — ж… екает. А ты думал мне — с гуся вода?
Глава 6
Когда они обогнули Парк Победы и выехали на проспект, Елена Евгеньевна сказала, не открывая глаз:
— Не надо домой. Сверните там на Дорогомиловку. «Черт, сумочку забыла у него».
— Простите, Елена Евгеньевна, вас приказано доставить домой.
— Что? — От удивления она даже разжмурилась. Черный, как жук, Вадим — прав Миша, похож — сидел вполоборота и вежливо улыбался. Ей сделалось интересно: — Вы слышали, что я вам сказала?
— Елена Евгеньевна, поймите меня правильно…
— Дорогомиловская застава, — по буквам выговорила она. — Налево кругом, шагом марш выполнять. Или остановите машину, я выйду.
— Елена Евгеньевна, ну пожалуйста, не ставьте нас в нелепое положение… Мы вас доставим, а потом…
Она слегка прищурилась.
Двигатель заглох, «Жигули» клюнули носом. Блондин за рулем завертел ключ, терзая стартер. И тут в них влепились сзади. Елена Евгеньевна была готова, держалась за спинку перед собой, ее только дернуло, а Жука и Блондина швырнуло назад, а потом вперед. Продолжая движение, машина нагнала и «поцеловала» тормозящий у светофора «Фольксваген». Вежливый Вадим выругался.
Он полез из зажатой машины навстречу водителю «Фольксвагена» и второму — Елена Евгеньевна оглянулась, машина стояла в двух метрах — из черной «Волги» с крупным бело-сине-красным флажком на номерном знаке. Очень хорошо.
Блондин никак не мог оторваться от стартера. Елена Евгеньевна усмехнулась. Двигатель завелся. Она открыла свою дверцу.
— Елена Евгеньевна, куда вы?!
— Нет, ты стой! — поймал Вадима шофер с «Волги». — Ты мне ксиву свою не тычь, я те десять таких покажу! Машина знаешь чья?! Свои корочки знаешь куда себе засунь?!
«Голуба моя, ты допрыгалась», — подумала Елена Евгеньевна.
Перед ней, выскочив из потока, остановилось сразу несколько машин, но она выбрала нейтральные шашечки.
«Андрей с тебя с живой не слезет. Расточаешь таланты направо и налево. Пока по малости, но что-то дальше будет». — Она хихикнула, вспомнив выражение лица Блондина.
На месте она попросила таксиста подождать, и у того сразу сделалось кислое лицо. До этого он с интересом поглядывал в зеркальце. Когда сажал, подумалось: «С поздних едет. Ничего крошка, я бы тоже не отказался, если б забесплатно».
— Ох, Маринка, как хорошо, что ты дома. Слушай, заплати там за такси, внизу стоит, я выскочила — прямо без ничего…
Верная Маринка засуетилась, потащила Елену в комнаты, ухватила кошелек, побежала вниз.
Елена Евгеньевна прошла в ванную, села на краешек, пустила воду. В этом доме ей следовало быть только Еленой-первой, и она входила в роль. Подруга Маринка, обойденная собственной личной жизнью, принимала живейшее участие в чужих. За гостеприимство предстоит расплачиваться раскрытием души и поверкой семейных коллизий.
«Ничего, голуба моя, тебе это раньше даже нравилось в умеренных дозах, выдержишь и теперь. Господи, как бы я хотела, чтобы этой ночи не было совсем! Чтобы ничего не было бы. Это все сумасшествие — что он наговорил. Он просто шизофреник. И трус — подчинился… нет, постой, голуба, тут одно из двух: или подчинился и трус, но тогда никакое не сумасшествие, или сумасшествие, но тогда и подчиняться некому. Ох, да не знаю я, отстаньте вы от меня все! Миша, Мишенька, безумие мое…»
Квадратики кафеля поплыли пред нею, слились.
…В мельтешений стрелочек и пузырьков проскальзывали маленькие карикатурные вихри и смешно брызгали. Они поднимались беспорядочными стайками из глубины широко вогнутого поля и, достигнув его краев, становились рябью. Но если их упорядочить — вот так, то они станут превращаться в рябь, едва появляясь, и тогда все поле будет покрыто ими равномерно…
— Леля! — колотилась в дверь Маринка. — Леля, что у тебя там? Отзовись, Леля!
Елена Евгеньевна сильно вздрогнула, стряхивая сон, и не сразу поняла, где находится.
Ее окружал горячий влажный туман, сквозь который едва проглядывало пятно светильника. Ванна клокотала, шипела, белая вспененная вода превращалась в пар.
Несколькими словами успокоив Маринку через дверь, Елена Евгеньевна подождала, пока процесс унялся. Она никак не могла отделаться от картины, как сонная опрокидывается в кипяток и захлебывается
