«Спящую мартышку» в Ойте.
Ну, так я думал, пока не увидел бассейн. Над ним нависал воздушный шар высотой с «Мейсиз»6 — китайская кошечка-зазывала. Такие сидят в любой витрине и машут лапкой, приглашая войти. Мало того: вода в бассейне была белой, так что издали он смахивал на гигантскую миску молока.
Дневной Менеджер уверял, что вода хуже не сделалась. Безобидный пищевой краситель, твердил он. Под душем сразу смоется, никаких проблем. Он клялся, что все правила гигиены и безопасности соблюдены, и буквально умолял меня окунуться.
Нога моя не ступала в воду с тех пор, как на вечеринке по случаю премьеры «Секс-призрака Вин-Чуня IV» меня угораздило спасти ручного шимпанзе Анны Вонг. Дневному Менеджеру я об этом рассказывать не стал, ограничившись добрым советом: если пьяный шимпанзе будет тонуть на ваших глазах, предоставьте его своей судьбе. Дневной Менеджер лишь кивнул — похоже, он так и подозревал.
По-настоящему на нервы мне действовали отнюдь не кошки и даже не молочный бассейн, а лестницы. Пользовать их было нельзя, потому что их ремонтировали. Понятия не имею, как можно пользовать лестницу, но объявление гласило: «Лестницы не пользовать. Сломано. Мы чинить. Персонал отеля „Кис-Кис“ благодарит вас».
И вот я стою на пятом этаже, то бишь в «Кошачьей метрополии», на ковровой дорожке с узором в виде отпечатков лап, и дожидаюсь лифта. Я всегда избегаю лифтов. Терпеть их не могу, и это вовсе не иррациональная фобия. Я мог бы вам порассказать… впрочем, это уже другая история. Скажем так: у человека моей профессии хватает изобретательных врагов.
Двери лифта открылись, и передо мной предстал сухопарый старик в ливрее винного цвета. Безукоризненно стильное облачение, вплоть до шляпы-коробочки, нахлобученной под точно выверенным углом. Несмотря на сутулость, старикан оказался выше большинства японцев своего поколения — на глаз, судя по торчавшим из-под шляпы седым прядям, я дал ему шестьдесят с хвостиком. Он высунулся из лифта, волнообразно изогнул торс и попытался сложить губы в улыбку, позабытую двадцать лет назад.
— Я — Ночной Портье, — сообщил он.
Я кивнул ему и вошел в лифт. Вероятно, следовало поклониться, но при одной мысли о поездке в лифте хорошие манеры вылетели из головы. Они у меня и так не слишком стойкие; впрочем, это не страшно, ведь я —
Вместе с нами в лифте ехал тощий котенок с короткой шерстью. Мелкий такой, костлявый, дерганый. В кино его сыграл бы Стив Бушеми.8 Наверное, ему то и дело роняли на хвост тяжелые чемоданы, или, катаясь целый день вверх-вниз, он испортил себе вестибулярный аппарат. Да уж, малышу не позавидуешь. Не знает, куда себя деть, точно подросток в комнате без телевизора.
Пока мы ехали, Ночной Портье явно ко мне присматривался, даже губы раздвигал, будто хотел заговорить, но лишь втягивал в себя воздух с присвистом и шлепал губами. Поначалу, услышав этот звук, я оборачивался к портье. Портье таращился на меня, я вежливо улыбался и снова утыкался взглядом в пол. Затем свист и чмоканье повторялись.
Мы остановились на четвертом этаже. Двери лифта открылись, хотя никто его не ждал, разве что две одинаковые мраморные кошки посреди пустого холла. Двери медленно затворились, и мы поехали вниз. Наконец Ночной Портье заговорил:
— Я думал, вы уже выехали.
Произнося свою реплику, он смотрел не на меня, а на числа, вспыхивавшие над дверью лифта, — люди всегда на них смотрят. Странно, что это место еще не додумались занять под рекламу.
— В смысле? — переспросил я.
— Я думал, вы уже выехали, — повторил портье.
— Нет, — усмехнулся я. — Только вчера въехал, так что какое-то время поживу.
Портье опять зашлепал губами. С таким влажным чмоканьем мясо отделяется от кости. Я заставил себя улыбнуться, когда портье подался вперед и уставился на меня, будто на загадочный дохлый мусор, выброшенный волной на берег.
Самая длинная поездка в лифте за всю историю Вселенной подошла к концу, двери распахнулись, и я увидел вестибюль, кишевший кошачьими статуями, картинами с изображениями кошек и живыми кошками, болтавшимися у всех под ногами. Не слишком типичный гостиничный вестибюль, но по сравнению с лифтом — прямо-таки оазис здравого смысла.
—
Обе сиамки, постоянно крутившиеся возле стойки дежурного, взирали на мое приближение со свойственной этой породе аристократической и высокомерной гримасой на заостренной мордочке. Звали их Либер и Штоллер, хотя лично я окрестил бы их Леопольдом и Лёбом.10 Завидев меня, Дневной Менеджер широко улыбнулся, и я постарался отплатить ему той же монетой, целеустремленно направляясь к выходу.
— Вы всем удовлетворены, господин Чака? — окликнул он меня.
— Все прекрасно! — я слегка махнул рукой на прощание, однако Дневному Менеджеру этого было мало.
— Вы, кажется, успели познакомиться с Ночным Портье? Сегодня он дежурит и готов исполнить любое ваше желание.
— Замечательно! — сказал я, еще чуть-чуть продвигаясь к двери.
— А ваша соседка в порядке?
— Кошка? Да-да, отлично. Отличная кошка.
— Она — особенная, правда? — Менеджер засиял, будто новая монетка. — Шубка белая, как первый снег. Мы, конечно, не вправе оказывать кому-либо предпочтение, но перед этой кошкой я устоять не могу. Я всех кошек люблю, каждую по-своему, но эта — божественна, не правда ли? Царственные манеры.
Я выжал из себя улыбку.
— Знаете, — гнул свое Дневной Менеджер, — тысячу лет тому назад император Итидзё11 присутствовал при рождении пяти белых котят и издал указ: растить их в его дворце в Киото как принцесс крови. Когда я смотрю на ее шубку, на ее осанку, мне приходит в голову: а что, если ваша кошка — прямой потомок тех царственных особ?
И при этой на редкость приятной мысли ангельское личико Дневного Менеджера расплылось в улыбке еще шире.
— Звезда помета, — ляпнул я.
Он изо всех сил постарался удержать на лице улыбку.
— Доброго вам вечера, сэр!
Я в сто первый раз кивнул и вышел на улицу.
Прогуливаясь по крошечному городишке, я почти не встречал прохожих. Не заметил ни одного офиса. Даже лапшевни не нашел. И оглянуться не успел, как снова очутился в номере отеля «Кис-Кис».
Ни с того ни с сего подумалось: уж не начал ли я стареть?
Вот так, вдруг.
Редактор намекал, что пора мне переходить на работу в «Генеразию Икс» — наш веб-журнал для демографической прослойки от 20 до 31 с половиной года. По словам редактора, это был бы вполне логичный следующий шаг. На это я мог сказать одно: нормальный журнал не может именоваться «Генеразия».
— Но это ведь не журнал, — напомнил он, — а веб-сайт. generasiax.com.
Даже Сара — Сара, которая впервые появилась в «Молодежи Азии» дерзкой девятнадцатилетней девчонкой, панк-рокером, сплошь в пирсинге и с заветной мечтой — умереть, имея больше дырок в теле, чем у Джона Диллинджера,12 — даже Сара намыливалась в «Генеразию». И сколько б она ни отрекалась, я слышал, как в момент слабости она обмолвилась насчет
