Эскимо с Хоккайдо

l:href='#n_114' type='note'>114 сделали бы целое кино.

— Что за ребята? — спросил я.

— «Темная сущность», — откликнулся писака из гитарного журнала.

Даже мне это имя было знакомо. Название, позаимствованное из коммерческой песни «Святой стрелы», рекламировавшей духи «Ноктюрн». В японском шоу-бизнесе радио — не подспорье. Чтобы прославиться, нужно пропихнуть свою песню в рекламу или написать музыку к известному телешоу. Реклама «Темной сущности» сыграла на руку «Святой стреле», хотя вообще-то «Ноктюрн» — вонючка.

— «Темная сущность» — один из двух или трех лучших подражателей «Святой стрелы», — пояснил Суда. — Как-то раз мы выпустили их на бис на празднике Фудзи, и никто не заметил разницу. Мы держали их в резерве, на случай, если Ёси переберет дури и не сможет выступить. Их, и еще «Надежду инферно».

— Вы их сами готовили? — поинтересовался эссеист.

— Черт, да они играют наши песни лучше нас. Я говорил басисту: чтобы все выглядело по правде, нужно больше ошибаться. Сбиваться с такта, когда связку заканчиваете и все такое.

Суда снова засмеялся и все снова засмеялись вместе с ним.

— Как «Ёси» принял смерть Ёси? — спросил я.

— Никак, — ответил Суда. — Мы сегодня поболтали за кулисами. Он сказал, поскольку он поет песни Ёси, то может проникнуть в его сознание. Ёси вовсе не умер. Он где-то затаился и ждет, чтобы музыка достигла его высот, и тогда он вернется и поведет нас всех в рок-утопию. Что-то в этом роде.

Суда умолк. На сцене барабанщик отбил палочками счет и с расчетливой жестокостью набросился на ударную установку, обезьяньи руки так и летали, колени дергались вверх-вниз, словно барабаны играли на нем, а не он — на барабанах.

Псевдо-Ёси выступил вперед и загрохотал одним монотонным металлическим риффом. Блямкал секунд пятнадцать или двадцать, потом стал добавлять по нотке, простая схема все усложнялась, сбивая с толку. Да, этот парень отлично усвоил приемы Ёси.

— Казалось бы, почему не создать собственную группу? — сказал я, ни к кому в особенности не обращаясь.

— Они готовят какие-то оригинальные номера, — откликнулся Суда.

— Оригинальные? Этот парень — подражатель, — проворчал обозреватель «Струны Ниппона». — Ни тонкости, ни вкуса. Всякий так может играть, если семь долгих лет просидеть у себя в комнате, повторяя чужие риффы.

Я только кивнул. Может, парень прав, но всем известно: о музыке пишут несостоявшиеся музыканты. А я вот пишу о подростках — кто же я в таком случае?

— Пойду принесу холодненького, — заявил писака. — Ждите в скором времени.

Он изобразил знак победы, поднялся со стула, нырнул под красный бархатный канат и юркнул сквозь живую стену охраны.

Суда внимательно изучал близнеца Ёси. Хотел бы я знать, что творилось у него в голове. Сильной скорби по поводу кончины близкого друга Суда не обнаруживал, во всяком случае, при мне, но я старался не придавать этому значения. Многие японцы предпочитают держать свои чувства — хоннэ — при себе. Черт, да все люди так или иначе сдерживаются. Может быть, наедине с собой Суда захлебывался в рыданиях. Может, он так страдал, что даже плакать не мог. Или решил: Ёси — покойник, а шоу продолжается, плачь не плачь.

— Этот писака все спрашивал меня, зачем гитаристы разбивают свои инструменты, — сказал Суда просто для поддержания разговора. — Я уже два года от него прячусь. Я ему говорю, не приставай ко мне. Я лично играю на басу. Играл. Давай, говорю, лучше о кикбоксинге.

— Ты совсем завязал с музыкой?

Суда пожал плечами, лицо его напряглось.

— Я ведь и не был никогда музыкантом, чел. Учил наизусть свою партию и отыгрывал, но я не был — не знаю, как сказать, — художником. Я пошел в группу, потому что верил в то, что делал Ёси. Черт, мне больше все равно заняться было нечем, а это было прикольно. Однако нормальный человек перерастает приколы.

Я тут же дал себе слово пощадить чувства подростков во всем мире и никогда не повторять слова Суды.

— А это дерьмо, — Суда жестом указал на сцену, — сплошная липа, врубаешься? Все такое нереальное, только мозги ебет. Вот за что я люблю кикбоксинг — ты и другой парень, больше никого на ринге. Никто не примет удар за тебя. Деньги, девки и все прочее — пустяки. Только твои кулаки, твои ноги. Твой дух. Это прекрасно. И очень просто. Если б не кикбоксинг, я бы кончил, как Ёси.

Он слегка улыбался, не зная, как я приму его слова. Я перегнулся через перила, наблюдая головокружительную воронку теснившихся внизу тел. Вернулся писака из «Струны», приволок охапку пивных банок и сгрузил на стол перед нами. Суда открыл одну и хорошенько глотнул.

— Подзаряжусь углеводами, — без особого веселья подмигнул он приятелям-кикбоксерам. Те заулыбались в ответ, хотя никак не могли расслышать.

— Эй! — напомнил писака. — Вы мне так и не сказали, случалось ли Ёси разбивать гитару в студии.

Суда рыгнул. Писака не отступал:

— В ходе исследования я обнаружил, что рокеры разбивают гитары по пятидесяти семи различным причинам, усвоили? Эти причины, в свою очередь, можно сгруппировать в пять основных категорий.

— О нет! — прохныкал Суда. Писака даже не услышал:

— Первая категория. Поддержание репутации: продемонстрировать свою необузданность, доказать, что они не продались, не купились, не размякли. Продемонстрировать, что они не слезливые фолксингеры, не дегенераты из джаза, не ископаемые с эстрады. Они — рокеры, чувак, настоящие бочки с порохом! Вторая категория: шоу-бизнес, зрелище и искусство отвлечения. Разбить гитару в конце шоу — все равно что взорвать шутиху. Гранд-финал. В смысле — разве какой-нибудь придурок грохнет гитару на первом аккорде? Заодно можно и технические проблемы прикрыть. Вроде как в кино — если сюжет застревает, устраивают взрыв. Или как детективщики используют ложные улики и неожиданную развязку. Когда музыкант играет вживую, он грохает гитару, если нужно отвлечь публику. Третья категория: ритуалы трансформации и традиционное проявление иерархического статуса: Хендрикс сломал гитару, Пейдж115 сломал, Курт Ко-бейн116 и Хидэто Маиумото117 не отстали. Если ты этого не сделаешь, что-то с тобой не так. Акт разбиения гитары — это инициация, вандализм как ритуал взросления. Переход на другой уровень. Иерархический обряд. Доказательство статуса. Ученые обнаружили заметное сходство в поведении приматов. Похожее поведение во время спаривания. Дикие шимпанзе ломают палки о деревья в джунглях. Вы еще следите за мыслью?… Четвертая категория. Бессильная ярость и признание ограниченных возможностей рока. Рок-звезда впадает в истерику. Гнев на фанатов, товарищей по группе, охранников, менеджеров, звукорежиссера или — внимание! — на собственную неспособность музыкой выразить глубину своих чувств. Все к черту, душа сотрясена. Эмоции захлестывают, музыкального словаря не хватает, переходим к откровенному насилию. Ослепительный момент полной на хрен деструкции.

Суда отчаянно томился и бросал на оратора мученические взгляды, но тот не унимался. Он в буквальном смысле решил переговорить оркестр. Вытаращив глаза, одной рукой он рубил другую, словно изображая акт разбиения гитары.

— Пятая категория: уничтожение экзистенциального кумира и брехтианские аспекты динамики артист/аудитория. Проблемы рока в нашем пост-пост-всего мире порождают в музыканте некоторое презрение к индустриальному конвейеру. Понимаете, о чем я? Рокер начинает воспринимать ребят не как фанатов, а как потребителей, как часть того самого механизма, которым он сам определен и ограничен. Соответственно, в звезде развивается сложная любовь-ненависть-любовь к этим вопящим голосам во тьме, к тем, кто сделал его тем, что он есть, и тем, что он не есть. Взлеты сменяются падениями: поначалу отчуждение превращает его в мятежника, мятеж делает знаменитым, слава усиливает отчуждение. И что тогда? Как восставать против системы, когда ты сам