произведенного мной безобразия. И каким-то образом даже сейчас Сибуя оставалась прекрасной.
ТРЕТИЙ КУПЛЕТ (совпадает с первым)
Кошачья мята — наркотик для киски
Один вдох, второй вдох —
Взлетел на облаке сна
25
Проходка за кулисы с тура «Молот Вестготов» 1986 года болталась на шоферской рации. Грузовик мчался по шоссе к северу от Саппоро. Я проехал с Кэндзи около пятнадцати миль, но слух у меня до сих пор не приспособился.
— Вижу, вы стоите там в футболке «Мерцбоу», задницу отмораживаете, и говорю себе: какого хрена, Кэндзи? Подвези человека! — Посмеиваясь, Кэндзи пихнул меня в плечо. Здоровенный медведь с широкими сутулыми плечами. Судя по густой трехдневной щетине, в жилах его текла кровь айну.
Хорошо, что он мне встретился. Я приземлился в аэропорту Саппоро безо всякого багажа, не считая похмелья, на спине кожаная курточка, а в кармане — десять тысяч йен и три мятые листовки «Общества Феникса». Я не собирался арендовать машину и оставлять за собой бумажный след, но кто бы предсказал, что наследство Ёси, футболка «Мерцбоу», спасет меня от ледяной гибели на обочине. Еще несколько минут — и я бы выглядел в точности как Джек Николсон в финале «Сияния».145
Дорога шла в гору, мы с Кэндзи обсуждали лучших металлистов всех времен и народов. Разговор в основном вел Кэндзи, рассказывал, что был настоящий
— Ем, когда хочу, ношу, что хочу, слушаю любимую музыку — жизнь прекрасна! — рассуждал он. — И вот еще что, друг. Я имел баб отсюда до Кагосимы и на всех промежуточных стоянках. На каждой стоянке отсюда и дотуда.
Пока он болтал, взошло солнце, но я почти не слушал. Между небом и землей постепенно проступал горизонт. Определились очертания гор. Появились новые детали — тут дерево, там валун, на склонах гор стал лучше виден снег. В утреннем свете — идеально выписанная гора, будто на открытке «Восход солнца».
Разговор постепенно сникал, провалился в молчание, как день проваливается в ночь. Мили оставались за спиной, и часы тоже. Дорога карабкалась в гору, а я все сидел в грузовике, и ни одной мысли в голове.
На горизонте вечерело. Линия между небом и землей вновь начала размываться. Меня загипнотизировал танец снежинок, летевших через дорогу, змейками вившихся в свете фар. Так бы и смотрел вечность. Поинтереснее лампы «Лава».
В темноте мы добрались до города Ничто на шоссе посреди Нигде, то бишь Хоккайдо. Я попросил Кэндзи притормозить.
— Здесь выходите? — спросил он удивленно и озабоченно. — Что тут есть, кроме снежных заносов да пары мужиков?
— Еще кошки, — сказал я и предложил водителю денег, но он отказался. Мы пожелали друг другу удачи и всего такого, а потом он захлопнул дверь кабины и поехал дальше по крутому шоссе в горы.
Я повернулся и пошел по дороге в сторону от шоссе. Щеки тут же закаменели, ноздри слиплись. Нос распух и стал вдвое больше прежнего — надо полагать, оттого ему и вдвое холоднее. Но я упорно шагал вперед, к огням отеля «Кис-Кис», мягко мерцавшим на дальнем краю долины.
Вывеска на двери была написана жизнерадостным почерком Дневного Менеджера. За дверью кошка лапой била по стеклу, разевая пасть в беззвучном «мяу». Я прижался к стеклу лицом и заглянул внутрь.
Кое-где горел свет, но никого ие было на месте.
Прежде чем пуститься вокруг здания в поисках другого входа, я на всякий случай толкнул дверь. Она нехотя подалась, и я вошел в отель «Кис-Кис».
Холл вонял, как давно не чищенный кошачий туалет. Не успел я войти, пятеро или шестеро котят подкатились к моим ногам, вопя, словно родная мамочка вернулась. Когда глаза приспособились к скудному освещению, я увидел, что кошки повсюду. Одни съежились по углам, поникли усталыми тенями, сливаясь с темнотой, другие атаковали искусственные цветы в горшках, третьи развалились и дрыхли на дорогой мебели. Одна кошка прыгнула под кресло, вторая вылетела из-под кресла. Либер и Штоллер точили когти о две колонны возле стойки регистратора, не обращая внимания на трех котят, которые дрались на мраморном полу у самых их лап.
Полномасштабный кошачий дурдом. Пройти по вестибюлю, не наступив на котенка, — все равно что проехать на велосипеде по горам Камбоджи, не налетев на мину. Котята сбивались бандами по трое и четверо и набрасывались на мои ботинки. Я начал понимать, каково приходилось Годзилле.
Вдруг луч света ударил в окно, и сотни глаз блеснули из темноты. Светили фары белого фургона, притормозившего у главного входа. В окно я разглядел фигуру, громоздко вылезавшую из машины — Дневной Менеджер в полном зимнем снаряжении. Он сделал несколько шагов, остановился и посмотрел под ноги.
На снегу остались мои следы.
Я помчался к лестнице. На двери все еще висела надпись: «Лестницы не пользовать. Сломано. Мы чинить. Персонал отеля „Кис-Кис“ благодарит вас».
Я взаимно поблагодарил отель «Кис-Кис» и толкнул дверь.
На лестнице оказалось существенно прохладнее, чем в холле, и чем ближе к подвалу, тем холоднее, но по мне лучше холод, чем кошачья вонь. Я остановился и прислушался, однако сверху не доносилось ни звука, и я продолжал путь.
Ступеньки привели меня в узкий белый коридор, безукоризненно чистый, а уж длинный, словно пьеса
Я пошел вперед. Каждый шаг разносился по коридору, отражаясь от дальнего конца, и секунд пять спустя мимо меня в другом направлении проносилось эхо, сопровождаемое странным посвистыванием. А я и не догадывался, что насвистываю, пока песенка не вернулась ко мне, нота за нотой. Тут я свистеть перестал. Иногда я останавливался и прислушивался, чтобы вовремя отличить эхо от чужих шагов.
Я шел и шел, а конец тоннеля все не приближался. Мне казалось, я прошел уже всю дорогу под проливом Цугару, обратно на главный остров Хонсю.
И внезапно, совершенно того не ожидая, я уперся в конец пути.
Написанный от руки приказ был приклеен под кнопкой точно посреди большой двери из
