— Сколько ему лет?
— Семьдесят девять, — сказала она, открывая дверь и приглашая войти. Взглянув на него, она заметила удивление на его лице. — Мой отец был профессором английского языка с маслеными глазками. А мать — его студенткой, гораздо младше его.
Винс промолчал. Он должен быть счастлив, что ее отцу семьдесят девять, а не сорок девять. Энн ступила в темный коридор, и он нежно взял ее за руку.
— Э, нет, милая. Не надо ходить по темным коридорам, — предупредил он. — Вы закрываете все двери и окна?
— На этой неделе — да, — сказала она.
Винс щелкнул выключателем и зажег свет.
— Предосторожность не повредит. Мы так и не знаем, где убийца, но он точно не в тюрьме. Им может оказаться ваш знакомый.
— Представить не могу.
— Он всегда на виду, его заводит, что никто не станет его подозревать.
— Это напрягает, — сказала Энн, и напряжение отразилось в ее красивых карих глазах, когда она взглянула на Винса.
— Предупрежден — значит, вооружен. Вы не тянете на жертву в рамках классической виктимологии, но у вас подходящий возраст, да и красотой Бог не обделил, — произнес он, проводя своим грубым пальцем по ее изящному маленькому носику. — Вы не имеете отношения к Томасовскому центру, но у меня нет хрустального шара. Он может знать вас и решить, что вы ему подходите.
— Вы пугаете меня, — прошептала она.
— Я только хочу, чтобы ты была осторожна, милая. Если в какой-то ситуации тебе станет не по себе, значит, что-то не так. Тогда уходи оттуда и звони мне. И днем, и ночью. Или в офис шерифа, зови Мендеса. О’кей?
Она мрачно кивнула, глядя на него. Его взгляд слишком долго задержался на пухлом изгибе ее нижней губы. Он до сих пор чувствовал ее вкус. Между ними словно пробежала молния. Это придало ей живости.
— Давай я покажу тебе дом, — сказала Энн слегка дрогнувшим голосом, когда повернулась и пошла по коридору.
Сначала они подошли к уютной библиотеке с большим старинным столом из красного дерева и тяжелыми кожаными креслами. Мужская комната. Кабинет ее отца, все стены от пола до потолка увешаны книжными полками. Винс проверил, закрыто ли окно.
Из-под последней двери в коридоре пробивался свет. Это была спальня отца.
Энн постучала и открыла дверь.
— Я дома.
Отец сидел в кровати в своей темно-бордовой пижаме и читал. Кислородный баллон стоял рядом с кроватью, от него тянулась прозрачная трубка, заканчивавшаяся двумя маленькими трубочками, которые подавали кислород ему в нос. Он даже не взглянул на дочь, а только промычал в знак того, что услышал ее.
— Ты пил таблетки?
Он издал горловой звук, который мог означать все, что угодно.
— Если нет — у меня тут агент ФБР, который заставит тебя выпить их.
Даже после этого она не удостоилась ответа от старика. Энн захлопнула дверь и закатила глаза.
— Какая любовь, правда?
Она сказала это с таким сарказмом, подумал Винс, что, наверное, ее уже давно не заботит, чувствует ли отец к ней что-нибудь.
— У него проблемы с речью? — спросил он, когда они продолжили свой путь по коридору.
— Нет, — ответила Энн. — Просто он дурак.
— А.
Однако же она бросила учебу и мечты о любимой профессии, вернулась домой и стала заботиться о нем, когда умерла мать. Было нетрудно сложить вместе все фрагменты картинки из того, что она рассказывала вчера за обедом, и того, что видел сегодня он сам. Видимо, она приехала, потому что ее попросила мама. И сам факт этого, несмотря на ее отношение к старику, многое говорил, что за человек Энн Наварре.
— Ты считаешь, что я плохая дочь? — спросила она.
— Нет. Вообще-то я как раз думал о том, какая ты замечательная.
Ей было неудобно слышать такие слова, и она не стала смотреть ему в глаза.
— Черт, забыла спросить у него, не видел ли он поблизости маньяка.
— Это моя работа, — улыбнулся Винс.
Энн показала ему остальной дом, несколько замешкавшись, когда они оказались перед дверью ее спальни.
— Боишься заходить туда вместе со мной? — поддразнил он ее, когда они стояли у двери.
— Нет! Конечно, нет, — запротестовала она.
Ему нравилось смотреть на нее, когда она смущалась. Она была похожа на маленькую кошку, готовую в любой момент выгнуть спину и зашипеть на него.
Он непозволительно близко подошел к ней, прильнув к самому уху и пробормотал:
— Обещаю быть джентльменом до кончиков ногтей.
Опустив голову, она тяжело вздохнула и открыла дверь.
Комната была чистой и опрятной, женственной, но не вычурной. Винс хотел осмотреться и проникнуться окружением, зная, что увиденное здесь скажет о ней очень многое, но Энн не позволила ему. Она отступила назад и вышла из комнаты прежде, чем он успел что-нибудь сказать, и стала спускаться по лестнице.
— Похоже, что здесь чисто, мэм, — произнес он, идя за ней.
— Это радует, — отозвалась она, ведя его в кухню. — Я не очень хорошая хозяйка. Мне следовало предложить тебе выпить за то, что ты удостоверился, что сегодня я останусь жива. Хочешь чего-нибудь? Вина? Чаю? Есть мышьяк, но его я берегу на день рождения отца.
— Немного вина никогда не помешает, — заметил Винс.
— Правда, у меня нет ничего охлажденного, зато есть хорошее местное каберне.
Винс улыбнулся.
— Обожаю Калифорнию.
Энн достала пару бокалов, умело откупорила бутылку и налила вино.
— Мне нравится ваша веранда за домом, — сказал он, когда она подала ему бокал.
— С нами все будет в порядке? — спросила Энн, бросив на него взгляд из-под ресниц.
«Почти кокетливо», — подумал он. Интересно, поняла ли это она сама.
— Ты со мной, — произнес он. — И у меня оружие.
Она лукаво улыбнулась.
— Чего еще желать девушке?
Веранда за домом была зеркальным отражением передней, только была уставлена старой зеленой мебелью, заваленной подушками с цветочными узорами; комната на открытом воздухе, с мебелью, кофейным столиком и большими пышными папоротниками на стойках для цветов.
Энн села на диван в одном конце веранды, где свет был мягкий, будто от свечей, и подогнула под себя ноги. Винс сел на другом конце дивана, стараясь не стеснять ее.
— А что ты имел в виду, когда сказал Джанет Крейн, что хочешь быть частью нашего общества? — спросила она.
— Она считает меня бизнесменом, который собирается перебраться сюда, — объяснил он. — Я попросил ее показать сегодня кое-какую недвижимость.
— Тогда понятно, почему она была так рада видеть тебя.
— Неужели ей нужны только мои деньги? Мое сердце разбито.
— Ты должен быть доволен, что ей не нужен ты сам, а то она бы утащила тебя в свое логово и
