– Нет, отец, не беседовал.
– Жаль… Ну ничего, я сам попытаюсь выяснить, каковы ее чувства. Да хранит тебя Дева- Покровительница! Пойдем почистим доспехи, я помогу тебе надеть их и дам талисман от стрел и меча.
Бабон взошел на трибуну, имея намерение прикоснуться к священным одеждам богини. Кинул соколиный взгляд в сторону Гедии. Та уже знала о немедленном выступлении конницы в опасный поход. Она побледнела, но старалась казаться спокойной. На опущенных книзу ресницах блестели слезы. Сжатые плотно губы вздрагивали. Она не заметила Бабона.
Мата белой лебедицей выплыла навстречу хабейцу. Пребывание на открытом воздухе пошло ей на пользу. Она посвежела, раскраснелась и словно вернула себе красоту былых лет.
– О гиппарх, – проникновенно заворковала жрица, – богиня благословляет тебя и твое оружие! Мы все будем молиться за тебя и наше воинство!..
В душевном порыве она торопливо сняла с пухлой руки перстень с рубином, полученный когда-то от Скимна, и протянула его Бабону.
– Возьми этот талисман, пусть он хранит тебя!
Бабон принял подарок, засопел от удовольствия, но надеть перстень ни на один из своих обрубковатых пальцев не смог.
– Посвящаю свою будущую победу Деве-Покровительнице! – торжественно пробасил он, касаясь покрывала богини руками, дочерна засаленными о поводья. При этом подумал: «Мата неплохая женщина и явно благоволит ко мне… Жаль, что Гедия такая гордячка, ей нужно кое-чему поучиться у старшей жрицы».
Эта сцена не ускользнула от внимания херсонесских стратегов. Орик и Никерат обменялись многозначительными взглядами, но промолчали.
К трибуне подвели коня, покрытого от ушей до хвоста сверкающей наборной попоной. Бабон вскочил в седло и махнул рукавицей.
Конный лох херсонесцев и мардов тронулся. Первые ряды его были одеты в катафракты.
– Погляди, друг мой, – заметил Скимн, обращаясь к Биону, – эти варварские доспехи сделаны так искусно, что не уступают по качеству понтийским! Я только что держал в руках такую катафракту и убедился в этом.
– Не спорю, возможно, это так. Варвары за сотни лет, общаясь с эллинами, многому у нас научились. Среди них немало беглых рабов, которые работали в мастерских хозяев-греков и, конечно, научились ковать оружие и делать панцири.
– Но эти доспехи сделаны совсем не по эллинским образцам. Нет, Бион, эти катафракты выполнены не руками беглых рабов, а скифскими и роксоланскими мастерами. Я думаю, что мы не совсем дальновидны, не замечая, как созревают и усиливаются варварские народы. Они явно стремятся догнать нас, и кто знает, может, близок тот час, когда они станут искуснее и сильнее нас! Недаром легенда гласит, что не эллины изобрели гончарный круг и двузубый якорь, а скифы!.. Ты говорил также, что скифский царь Саневн первый выковал оружие из железа!..
– Э, друг Скимн, не преувеличивай опасность варварской культуры. От умения сделать одну-две катафракты до возможности одеть в них целое войско – расстояние большее, чем от Мегары до Коринфа, как говорили наши предки… Скифы не так богаты, чтобы иметь большое панцирное войско, ибо катафракты у них носят лишь богатые и князья.
– Но в прошлом году катафрактариев было совсем мало в войске Палака, нынче их целые отряды! А в будущем они, возможно, каждого воина оденут в латы!
– Этого несчастья не допустят олимпийские боги! Варвары ленивы и мало способны к тяжелому кузнечному труду.
– Халибы – тоже варвары, но славятся как мастера ковать оружие.
Бион пожал плечами.
Гедия с высоты трибуны старалась увидеть Гекатея. С трудом узнала его среди рядов панцирных всадников. Он поднял над головой руку в боевой рукавице. Они встретились глазами и поняли, что живут один для другого. Гекатею стало тесно, душно в скифской катафракте. Ему показалось, что из глаз девушки на него глянуло яркое летнее солнце, согревшее его своими лучами. Вместе с любовным томлением в груди вспыхнула жажда подвига, страстное желание немедленно ринуться на врага и рубиться насмерть на виду у любимой.
Проезжая мимо места, где стояли Скимн и Бион, юноша крикнул:
– Защищай ее, отец!
Скимн понимающе кивнул головой.
– Какой благочестивый твой сын, – заметил Бион, – как он заботится о неприкосновенности и здравии богини! Не случайно он был когда-то у меня лучшим учеником!
– Да, да, – рассеянно ответил архитектор.
Достал из-под плаща вощаную дощечку, что-то нацарапал на ней и, остановив пешего воина, велел ему передать эту записку Гедии.
Девушка приняла табличку из рук посланного и вместе с Лаудикой прочла: «Я, Гекатей, сын Скимна, посвящаю свою жизнь Гедии прекрасной в час битвы!..»
Уткнувшись в меховой воротник своей шубейки, она заплакала.
Скимн заметил это и пробормотал в усы:
– Девка, несомненно, поражена страстью к Гекатею, но дело не только в ней, но еще в согласии костлявого Херемона и… совета…
