– Слава Митридату!
– Слава Диофанту!
– Слава победителям!
– Горе побежденным!
Одни херсонесцы растерянно переглядывались, словно недоумевая. Они не выиграли сражения. Роксоланы сами отхлынули от них, отвлеченные мардами. Правда, скифы разбиты и бежали, но они бежали не с пустыми руками. Они увезли с собою счастье и жизнь Херсонеса – Деву-Покровительницу!
Что теперь будет?
5
Сотник Дорилай с воинами обходил поле сражения, собирая раненых и убитых понтийцев. Трупы врагов должны были остаться непогребенными, на съедение диким зверям и хищным птицам.
Голодное воронье с карканьем кружилось над степью.
Кое-где стонали и шевелились раненые скифы. Их добивали, по обычаю войны.
Пленных оказалось немного. Варвары не сдавались живыми в плен, зная, что плен – это вечное рабство.
Однако набралось около двух десятков людей, помятых в сражении, оглушенных. Они еле стояли на ногах, их кафтаны были разодраны, на лицах запеклась кровь, огромные синяки под глазами обезобразили их.
Наиболее слабых, имеющих увечья и тяжелые ранения, сразу же отделили от остальных и повели к оврагу, чтобы заколоть копьями. В числе смертников оказался и Фарзой, сильно ослабевший и помятый, хотя и не раненый.
Кто-то из оставшихся пленников закричал конвоирам, показывая на него рукой:
– А князя-то куда повели? Это же Фарзой, друг царя Палака!
Это спасло ему жизнь. Его отделили от обреченных на смерть и повели к Диофанту, зная, что полководец заинтересован в пленении скифских воевод.
Понтиец сидел под пологом из цветной кошмы, натянутой на поднятые оглобли скифской телеги. Он выглядел усталым и постаревшим. Смоляная борода подчеркивала его необыкновенную бледность. Фарзою он показался старым еврейским богослужителем, каких он встречал за морем, а не грозным воеводой.
Двое исавров со свирепыми лицами стояли перед ним. Один держал деревянное блюдо с жареными лошадиными почками и языком. Другой наливал в фиал вино из амфоры.
Диофант громко чавкал с удовлетворением человека, успешно выполнившего свой долг и считающего, что теперь ему спешить некуда.
Все большие и малые военачальники стояли полукругом в почтительном отдалении, взирая на своего повелителя. Многие, испытывая волчий голод, делали осторожные глотательные движения.
Дорилай отыскал глазами Бритагора и, подойдя к нему, шепнул что-то на ухо. Тот с любопытством взглянул на Фарзоя и с усмешкой на тонком лице доложил о нем Диофанту. Синопеец, продолжая жевать, уставился на пленника одним глазом, прищурив другой, отчего его лик перекосился. Он будто нацелился на скифского князя. Проглотив пережеванное мясо, он громко рыгнул, причем качнулся всем телом и, продолжая шевелить жирным ртом, совсем зажмурился, раздумывая.
– Налей! – приказал он исавру.
Прежде чем пить, внимательно поглядел в фиал, подул на вино и, шепча молитву, слил на землю несколько капель. Держа посудину волосатыми пальцами в перстнях, медленно выпил ее до дна. Обсосав усы, велел позвать переводчика.
Фарзой наблюдал эту сцену и постепенно приходил в себя. Он чувствовал себя уже не таким слабым, в голове стало яснее. Стараясь сохранить достоинство, подобающее князю, сказал негромко:
– Архистратег Диофант, я хорошо владею эллинским языком, и переводчик мне не нужен. Я сам отвечу на твои вопросы. Я Фарзой, сын Иданака, скифский князь. Ты волен убить или поработить меня, но ты мог бы получить за меня выкуп от Палака.
– Тебя нечего порабощать, ты уже раб. А выкупа мне не надо, богатства Палака завтра или позже все равно будут взяты в казну царя Митридата. А то, что ты князь, имеет малое значение. Не только князья, но и цари есть среди рабов понтийского владыки. Скажи – где ты научился эллинскому разговору?
– Почти все князья наши знают по-эллински. Я же получил знания на Родосе и в Милете!
– Ага!.. А скажи, раб: почему царь Палак преступил клятву, данную мне в прошлом году? Как он посмел начать противозаконную войну? Он вероломно выступил против Понта, чем оскорбил своих богов и своего повелителя царя Митридата!
Фарзой подумал с минуту.
– Царь Палак начал войну не против Понта, – ответил он. – С Понтом он хотел бы жить в мире и дружбе. Он поднял меч на подлых херсонесцев, с которыми у него старые счеты. Тебе же, Диофант, не следовало бы ввязываться в эту давнишнюю ссору.
Диофант сделал нетерпеливый жест.
– Херсонес – владение Митридата, – возразил он, – Скифия – тоже. Скифы и херсонесцы – подданные царя Митридата. И он волен карать и миловать их по своей царской воле. Кто может противиться воле царя могучего?..
Полководец многозначительно повел глазами вокруг. Фарзой усмехнулся, чем вызвал возмущенный ропот со стороны свиты Диофанта. Но пленник, не обнаруживая страха и смущения, посмотрел в глаза понтийцу и громко сказал:
