Согласитесь, давать имя самой себе — это уж слишком. Так и до раздвоения личности недолго.
Я подумала и послала центру еще одну команду:
«Переключиться на ускоренный режим».
Ответ прочитался в моем мозгу так, будто это была моя собственная мысль, только выраженная казенным компьютерным языком: «Рекомендуется режим проверки. С момента прохождения последней подтвержденной команды на постановку блока прошло слишком много времени».
Ясно. Провериться хочет. Я знала, что это означает: центр скрупулезно покажет мне каждый свой шаг выполнения команды. Обычно этот процесс протекает почти со скоростью света, с которой сигнал передается по оптическим волокнам в моем теле. Теперь мне предлагалось созерцать весь процесс в действий, дабы убедиться в отсутствии ошибок.
«Ладно, — подумала я. — Производи проверку».
Меню исчезло. Перед глазами у меня возникло другое изображение. Оно тоже висело в воздухе подобно голограмме: голубые силуэты двух студентов, не отводивших от нас взглядов. Центр наложил силуэты на реальное изображение, так что их фигуры казались мне светящимися.
«Эмоциональное воздействие этих источников приближается к опасному уровню», — сообщил центр.
«Сама знаю».
Для эмпата вроде меня их «воздействие» означало только одно: страх. Страх такой интенсивности, что пот, выступивший на висках, стекал мне на шею.
«Заблокировать воздействие!»
«Выделяю вещество, подавляющее воздействие псиамина на мозговые клетки, включая рецепторы Р1. Выделение будет продолжаться до тех пор, пока воздействие не понизится до безопасного уровня».
Я поморщилась.
«Ты что, не можешь просто сказать, что блокируешь его?»
«Я его блокирую», — нехотя согласился центр.
Воспринимаемый мною страх ослабевал. Я повела плечами, снимая напряжение; сердцебиение тоже успокаивалось.
«Команду подтверждаю. Переключиться на ускоренный режим».
Появился символ ускоренного режима работы.
Наконец-то. Я посмотрела на остальных. Ближе всех ко мне стоял Таас, не сводивший глаз с башенки дома напротив. Страх студентов окутывал его раскаленной аурой.
Я положила руку ему на плечо:
— Выключи их к черту.
Он не пошевелился. Его лицо под обычной оливковой окраской заметно побледнело.
— Это приказ, — настаивала я. — Задействуй блокировку.
Таас вздрогнул, потом зажмурился. Секунду спустя он открыл глаза и посмотрел на меня; цвет его лица постепенно восстанавливался.
— Ты как, ничего? — спросила я.
— Да, — он неуютно передернул плечами. — Очень сильные эмоции. Они застали меня врасплох.
— Меня тоже.
Рекс переводил взгляд с меня на Тааса и обратно. Потом повернулся к студентам, и я ощутила, как он блокирует их излучение. Хильда стояла дальше всех от меня, но, судя по ее отсутствующему взгляду, она тоже отдавала команду своему центру. Проблем с блокированием у них не возникало: их центры явно не отвлекались на проверку.
Что ж, я сама и виновата. Кто, как не я, потребовал от своего центра, чтобы он проверял все редкие команды.
— Не пойму, почему я поздно обратил на это внимание, — негромко произнес Таас.
— Это все чертов нервоплекс. — Я махнула рукой в сторону тротуара. — Он взаимодействует с толпой, усиливая эмоции. — Мы с Таасом оказались наиболее чувствительны к эффекту; он — как наименее опытный член группы, я — как самый сильный эмпат.
— Почему эти двое так расстроены? — Хильда ткнула пальцем в студентов.
— Что, они думают, мы им сделаем?
— Мне осточертело провоцировать эту эмоцию, — необычно тихим голосом произнес Рекс, запустив пятерню в темные волосы. Нет, уже не совсем темные. С каждым днем седых волос в его шевелюре становилось все больше и больше.
И все же, что случилось? Почему Таас так дурацки улыбается?
— Что смешного? — подозрительно спросила я.
— Мэм? — покраснел он.
— С чего это ты так разулыбался?
Улыбка мгновенно испарилась.
— Ничего, мэм.
Я рассмеялась:
— Таас, я же просила не обращаться ко мне «мэм». — В маленьких, тесно связанных группах вроде нашей нет нужды соблюдать формальности. — Так что смешного?
Он поколебался, потом махнул рукой в сторону студентов.
— Этот паренек реагирует на вас не так, как на остальных.
— Не так? — удивилась я. — Как же?
— Ему кажется, что вы… э-э…
— Что?
Таас покраснел сильнее:
— Ему кажется, что вы очень сексуальны.
Я почувствовала, как мое лицо тоже заливает краска.
— Но я же ему в матери гожусь!
— Ха! — хихикнула Хильда. — На вид ты куда моложе, Соз.
— Вот и не правда, — улыбнулась я. По правде говоря, Хильда первая сказала мне это.
Рекс ухмыльнулся, и я почувствовала, как Таас немного расслабился. Вся наша компания вроде бы успокоилась. Рекс открыл рот, чтобы сказать что-то, и его улыбка исчезла, словно дверь захлопнулась, а взгляд уставился куда-то за моей спиной. Я резко повернулась.
Купцы.
Разумеется, сами они себя купцами не называли. На самом деле они были эйюбиане, члены так называемого Содружества Эйюбы. Их было пятеро, все в серой форме с синими лампасами на брюках и алым кантом на рукаве. С такого расстояния я не могла разглядеть цвет их глаз, хотя вряд ли кто из них принадлежал к красноглазым аристо — членам высшей касты в строгой эйюбианской иерархии. Один из них отличался характерными для аристо четкими чертами, черными волосами, даже грацией. И все же в нем не хватало неуловимой отточенности аристо.
Возможно, это телохранители какого-то аристо. Для представителя низших каст купцов это, возможно, наивысшая социальная позиция. Я решила, что это исполнители, дети, рожденные от связи аристо с представителем низшей касты.
Они стояли на другой стороне улицы и смотрели в нашу сторону. Между нами бурлила обычная для Аркады толпа.
Меня охватил непривычный, иррациональный страх; пульс снова участился.
Я огляделась по сторонам и увидела женщину, торопливо уводящую нескольких детей подальше от двух наших групп. Она тоже оглянулась, перевела взгляд с купцов на нас и приказала своим отпрыскам поторапливаться. Младший захныкал, пытаясь задержать ее у витрины со сладостями. Женщина подхватила его на руки и, не обращая внимания на его громкий рев, скрылась в толпе.
— Как смеют они разгуливать здесь? — возмутился Таас.
— Ты что, хочешь, чтобы они получали специальное разрешение? — спросила Хильда. — Мы же пребываем в гармонии, ты что, забыл?
