– Так ведь и свободным, если они нищие, надо что-то есть! И я уверен, что многие из них были рады работе, надеясь получить за нее чашку полбяной каши!.. Заметь, Асандр, Пантикапей был переполнен бездельниками, которые валялись целыми днями по углам рыночной площади, не желая работать! Чем они жили? Воровством, нищенством и ночным разбоем! Хорошо ли это?.. А сейчас улицы и площади города опустели, по ним ходят лишь приличные люди, имеющие свой дом и доходы! Всю рвань и нищету я устроил на земляные работы и кормлю их!
– Вместе с рабами? Как ты унизил честь свободного человека!.. И главное – распустил отряд лучших евпатористов и героев ледовой битвы, той битвы, которая принесла тебе славу и награды! Без этих людей ты не одолел бы варваров на льду!
– Оставим это, – сморщился Неоптолем, едва не свалившись с лошади, когда та споткнулась о камень посреди лужи. – Пусть боги решат, кто настоящие герои этой битвы! А твой отряд после твоего отъезда за море сам разбежался! Твои молодцы больше любят спать, пить вино и играть в кости, а нести тяготы службы не хотят. А кто же будет кормить бездельников?.. Пришлось собрать их в разных местах и послать на постройку лагерей!
– Но ты уравнял их с рабами! И приказал бить бичами! Хорош кормилец!
– Не говори так! Ты не вправе забывать, что я спас тебя от смерти. Твои сограждане вместо награды за геройство хотели казнить тебя.
– Верно! Ты спешил покинуть лед, желая спасти свою жизнь, и оставил меня с ранеными и убитыми на произвол морской бури, которая взломала лед… Вот из-за тебя я и был обвинен! Значит, мы квиты!
– Согласен! – примирительно ответил Неоптолем, кося нечистыми, заросшими старческим студнем, глазами. – Теперь ты советник правителя, ставленник Митридата, и спорить с тобою невыгодно!
Они обменялись взглядами, усмехнулись каждый своим мыслям. Дорога свернула направо и пошла вдоль рва, на дне которого в грязи копошились бесчисленные землекопы, работая лопатами и кирками. Это были совершенно черные от грязи и загара рабы, казалось, слепленные из той земли, которую рыли. Большинство голые, даже без тряпок на поясе. Они поднимали головы, желая взглянуть на всадников, и тогда белки их глаз сверкали странно, как перламутровые. Обросшие волосами, бородатые, чумазые, они напоминали сказочных пещерных обитателей. Трудно было поверить, что их сердца могли испытывать человеческие чувства или трепетать в надежде на лучшую участь. На возвышенном месте, среди лопухов и полыни, стояли надсмотрщики и стражи с мечами и копьями. Увидев Неоптолема, они засуетились, защелкали сыромятными бичами. Послышались хлесткие удары по голому телу, приглушенные стоны, исторгнутые невыносимой болью.
– Здесь не ищи, – равнодушно произнес Неоптолем. – Среди этих нет свободных!
В числе сопровождающих был и Гиерон. Одетый в скифские штаны и кафтан, он чувствовал себя на спине спокойной лошади куда уютнее, чем на борту корабля среди взбесившихся волн. Но сознание благополучного исхода злоключений омрачалось новыми заботами. Взглянув на толпу рабов, он невольно вздрогнул, поежился, как от холодного ветра. Ему показалось, что перед ним разверзлась земная твердь и открыла его взору страшный подземный мир, населенный злосчастными душами умерших, осужденных богами на муку и вечное прозябание. Мир без солнца, без надежд, без радости! Одно неизбывное горе и нескончаемое страдание!.. Гиерон ощутил мгновенную дрожь во всем теле, но не от жалости к несчастным, ибо сам всю жизнь был рабом. Это был мимолетный приступ страха, мучительной боязни за собственную судьбу, одного поворота которой достаточно, чтобы потерять равновесие и скатиться туда, вниз, оказаться среди обреченных… Сам собою возникал вопрос: надежно ли он защищен от черного рабства милостью хозяина и действительна ли та свобода, которую он получил от Митридата? Чем он может подтвердить и защитить ее?.. Это было неясно и рождало болезненное беспокойство.
Однако Гиерон был по натуре человек веселый, унывать не любил, старался цепляться за жизнь любой ценой и выжимать из нее те капли радости, которые делали ее сносной. И сейчас попытался встряхнуться и больше не смотреть на земляных невольников. Но другие мысли пришли в голову и опять- таки не порадовали его. Они были обращены к Евпории, которую он не нашел в ее домике.
Пользуясь временем, пока Асандр посещал дворец, Гиерон успел сбегать на знакомую улочку в надежде встретиться с подружкой и вручить ей заморский подарок – коралловое ожерелье, его единственную военную добычу. Он ожидал, что в ответ на его условный свист и стук, как всегда, выйдет верная Дидона и скажет с сонной усмешкой, что госпожа дома и готова его принять. Но был неприятно поражен, когда из калитки высунулась угрюмая физиономия плечистого раба-кавказца, который сдерживал за ошейник лохматую овчарку, готовую броситься на незнакомого гостя.
– Я хочу видеть почтенную хозяйку дома Евпорию, – с некоторой робостью заявил Гиерон.
– Нет здесь никакой Евпории! – грубо ответил привратник, ломая греческую речь. – Уходи, пока я не спустил собаку! Ищи свою потаскуху в другом месте!
Озадаченный Гиерон поспешил отойти прочь, оглядываясь на оскаленную песью морду и мысленно проклиная чересчур ретивого слугу. «Что-то случилось!» – решил он, но никак не мог представить, что именно.
Сейчас он испытывал тревогу за судьбу Евпории, мучаясь догадками о ее местопребывании.
Они миновали ров с рабами, направившись через пустырь к следующему участку, где также производились работы по возведению зимнего лагеря для размещения войск. Лагерь должен был находиться в кольце земляных укреплений, рва и частокола из сосновых бревен. Здесь кирки стучали громче, каменистый грунт плохо поддавался усилиям тысяч рук.
– Эй, Флегонт, это ты? – вдруг вскричал Асандр, сдерживая лошадь.
Один из землекопов поднял голову. Он был одет в рваную экзомиду и мало чем отличался от черных рабов.
– Я самый!
– Выходи сюда!
Тот немедля бросил кирку и, обтирая рукой со лба грязный пот, выбрался из ямы.
– Как ты попал сюда, доброй волей или насильно?
– Кто пойдет в это пекло по доброй воле! Вот она, воля, посмотри! – Он повернулся спиной и показал кровоточащие рубцы.
– Выходит, тебя поработили?
– Нет!.. Сказали: работы кончатся – отпустим! А кому ведомо, когда они закончатся?
Асандр повернулся к Неоптолему, тот пожал плечами, усмехнулся.
– Возьми его! Только тебе придется кормить его, он гол как сокол!
Постепенно были отобраны те, кого искал Асандр. Несколько десятков евпатористов и «ледовых братьев», опустившихся до уровня рыночных бродяг и насильно завербованных на работы. Получилась изрядная толпа грязных и оборванных людей.
– Видно, очень богатым стал ты, Асандр, если берешь всю голытьбу. То их кормил наместник, а теперь это твоя забота. Пьяницы и бездельники, толку от них чуть!
– По воле наместника они станут воинами и отправятся в поход за пролив, – ответил Асандр, вспоминая разговор с Махаром. – Там дело назрело!
– Ой ли! – с насмешкой сказал Неоптолем. – А я знаю другое – поход на Фанагорию отложен до лучших времен! Такова воля Митридата, изложенная в его письме! В том, которое ты привез из-за моря!
Асандр невольно посмотрел на Панталеона, тот недоуменно пожал плечами. Панталеон особенно ратовал за освобождение друзей от земляной каторги и включение их в войско. Тем более что воины были нужны, и Махар дал милостивое согласие на восстановление отряда с целью отправки его на штурм Фанагории. Но то было до прочтения царевичем отцовского послания. Теперь обстановка менялась и это озадачило Асандра.
Освобожденные спросили, куда они должны идти. Асандр достал из кошелька несколько серебряных монет и дал Флегонту с наказом купить для всех хлеба и луку.
– Идите в город, к моему дому! – приказал он.
