И с этим не возможно было не согласиться. Напившись вкуснейшего кофе с ликером и бисквитами, мы поехали в «Водолей». Деньги вместе с кассетой и термосом я держала при себе, не расставаясь с ценным грузом ни на минуту. Прибыв в клуб, я попросила у Славы мобильный, прошла в душевую при костюмерной, закрылась на шпингалет и набрала номер своей редакции.
– Да! – рявкнул родной конякинский голос.
– Станислав Станиславович, – тепло, мечтательно произнесла я, – здравствуйте, это Сена.
– Здравствуй! Как продвигается расследование?
– Оно практически закончено, скоро на вашем столе будет сенсационный репортаж.
– Очень хорошо!
– Позовите, пожалуйста, Влада.
И он безо всяких проклятий и ругательств позвал. Золотой человек, что ни говори.
– Да? – послышался в трубке Влад.
– Привет.
В моем голосе было столько нежности! Как же я все-таки за всеми соскучилась…
– Влад, это Сена.
– Здорово, Соломка, – обрадовался он. – Где ты?
– В клубе гомосексуалистов.
– Где?!
– Долго рассказывать, я звоню по чужому мобильному. Как Лаврик?
– Все в порядке, я с ним.
– Ты не мог бы подъехать сюда?
– Сюда – это куда?
– В гей-клуб. У нас есть кое-что, что мы хотели бы отдать тебе для последующей передачи Горбачеву, да и боюсь я такие вещи без присмотра оставлять.
– Хорошо, – несколько растерянно прозвучал его голос, – я подъеду. А вы что, действительно сейчас в гей-клубе?
– Да.
– А что вы там делаете?
– Сейчас будем репетировать танцевально-песенный номер, а вечером выступать.
– Выступать?
– Да, мы выступаем на сцене, сегодня у нас третий выход.
– А что вы делаете на сцене гей-клуба?
– Поем песню.
– Какую?
– «Мой мармеладный».
– Сена, ты бредишь?
– Приезжай, – вздохнула я, – приезжай и мы все тебе расскажем, может быть даже продемонстрируем.
Продиктовав адрес, я отключилась со связи. Сидя на унитазе, я смотрела на кафель душевой кабины и вспоминала запись на кассете. В душе теснились самые разнообразные чувства. С одной стороны мне было безумно жаль Нечаева, он виделся мне запутавшимся, несчастным человеком, с другой стороны, при одной только мысли, что я могла бы оказаться на месте его жертвы, что я могла бы получить такую страшную «прививку», меня прошибал холодный пот. Затем мои мысли переключились на толстого, до сих пор, наверное, курившего у банка. Значит, они знали, что Нечаев был клиентом именно «Чароита», и просчитали, что кассета там, поняли, что ключ от ячейки у нас… Да, не ошиблись, все правильно, вот только орешниковцы не взяли во внимание нашу с Таисией Михайловной фантазию, уже не однократно спасавшую наши же шкурки. Отдохнув, как после дальней дороги, я открыла дверь и пошла к людям.
Глава двадцать восьмая
Влад приехал к семи часам, видать Конякин не отпустил раньше конца рабочего дня. Все же строгое у нас начальство, строгое. Он шел по залу, пробираясь меж столов с видом разведчика в фашистском тылу, при этом еще и пугливо озирался. Я вздохнула, покачала головой и пошла на поиски Славы. Он сидел в гримерной и рисовал себе левый глаз.
– Славочка, – примостилась я на подлокотник стоящего рядом стула, – там пришел наш друг за пакетом, крадется по залу и пугает своим видом почтеннейшую публику, ты не мог бы его привести сюда?
– Конечно.
Так и не докрасившись, он встал и пошел к кулисам, я последовала за ним.
– Вон, видишь? Ходит дылда в очках с перепуганной физиономией.
– Понятно, – улыбнулся Слава, – сейчас приведу.
Прильнув к щелке, я смотрела, как он спустился в зал, как подошел к Владу и взял его за рукав. Влад подпрыгнул от неожиданности и едва не уселся на стол с надписью «администрация». Слава что-то ему сказал, Владик немного приободрился и последовал за Славой. А за кулисами его уже встречала я.
– Сенка! – на лице Влада отразилось громадное облегчение. – Слава богу! Значит это не розыгрыш!
Мы обнялись.
– А Тая тоже тут?
– Конечно, где ж ей быть.
– Ради всего святого, как вас занесло на эти галеры?
– Идем, попьем кофе и я тебе все расскажу.
Я проводила его в гостевую и усадила на диванчик. Налив в чайник воду, я приготовилась, было, поведать о наших приключениях, как на горизонте возникла Тая.
– О, Владусик, привет, – улыбнулась она, и мне: – Сена, чего не красишься? Почти восемь уже!
– Влад, прости, рассказ немного откладывается, нам надо гримироваться и одеваться.
– Вы что, на самом деле будете тут выступать? – никак не мог поверить Влад.
– Да! Сколько можно повторять?
– Потрясающе, – усмехнулся он, – об этом стоит написать.
– Напишем, не беспокойся, – заверила Тая.
Пока Влад готовил на всех кофе, мы в спешном порядке разрисовывали лица, чтобы они не смотрелись из зала размытыми тусклыми пятнами.
– А вы можете краситься и рассказывать? – не терпелось Владу.
– Неа.
Тая открыла рот, выпучила глаза и принялась гуталинить ресницы.
– Сен, тебе сколько сахара на кружку?
– Три кубика.
– Тай, а тебе?
– Уже не помнишь? А еще в любви клялся!
– Двадцать пять, и не размешивай, – усмехнулась я, – она не любит сладкого.
– Четыре! Мне четыре кубика!
Накрасившись и напившись кофея, мы помчались в костюмерную одеваться, Влада бросили в гостевой. Там он чувствовал себя вполне спокойно, не опасаясь нападения со стороны не традиционно ориентированных сексуалов. Прикрепляя шляпу к парику, я думала о Горбачеве, о том, что ему необходимо позвонить и облегчить муки совести, иначе мне скверно будет петься про мармеладного. И я отправилась на поиски Славы. В гримерной он клеил себе пышные ресницы.
– Слава.
– Да?
– Можно твоим мобильным еще раз воспользоваться?
– Разумеется, – он выдвинул ящик гримерного стола, взял аппаратик и протянул мне.
– Спасибо.
Я снова пошла в душевую – в самое тихое место. Закрыв за собою дверь на шпингалет, я, придерживая юбки, снова уселась на унитаз. Набрав номер «Фараона», я смотрела на кафель и слушала, как бьется сердце.
