– Они, Сена, всякими бывают! – отмахнулась подруга. – Так вот…
– Нет, погоди, – уперлась я, – и все-таки рыжих таджиков не бывает. Не бывает и все тут, это все равно, что белый негр. Таджики поголовно черноволосые.
– Белый негр есть – это Майкл Джексон! Так вот…
– Майкл Джексон побелел искусственным, а не естественным путем, от природы он черный, все по закону, – продолжала я гнуть свою линию. – Порыжеть таджик может только от перекиси водорода, а вот конопушками на лице уж точно никак не обзаведется. Значит, он не таджик.
Внимательно посмотрев на меня, Тая процедила сквозь зубы:
– Сена, ты чего зациклилась на этом? Чего ты прицепилась: таджик – не таджик?! Какая к черту разница?!
– Мне просто интересно, с чего ты вдруг решила, что высокий, рыжеволосый, конопатый молодой человек – таджик?
– Господи, убить бы тебя, да нечем! Забудь о его национальности и слушай дальше!
Но, к сожалению, продолжить она не успела, вслед за бесчисленными торговцами всякой ерундистикой, стадами бредущими по вагонам, к нам вошел целый оркестр – не один там какой-нибудь доходяга с баяном, а реальный такой, симпатичный оркестрик из четырех добрых молодцев в камуфляжной форме: две гитары, портативный синтезатор и гармоника. Толкнув короткую вступительную речь на тему «кто сколько может», они заиграли… Судя по отдельным словам, случайно долетавшим до наших ушей сквозь оглушительную музыкальную какофонию, это была какая-то слезоточивая песня про афганские страдания простого честного русского парня, которого на родине не дождалась вероломная, распутная предательница невеста. Судя по могучему тексту, артисты сочинили эту славную песню прямо в тамбуре за минуту до выступления. Длился этот невыносимо громкий отвратительный кошмар не меньше пяти минут, чтобы уж точно денег дали, чтобы даже мысли не возникало не дать! Когда смолкли последние аккорды и здоровенные, с косой саженью в плечах попрошайки двинулись по вагону, подсовывая под носы пассажиров беретку с мелочью, Тая посмотрела на меня ошалелыми глазами и с легким заиканием попросила напомнить, о чем мы с нею недавно разговаривали? Призадумавшись, я ответила, что кажется, о Таджикистане.
– А что именно мы говорили о Таджикистане?
– Не знаю, наверное, то, что там тепло, солнечно и вызревают офигительные дыни.
Тут следующее остановкой объявили Гжель, и мы поспешили в тамбур заранее готовиться к выходу.
Глава третья
Платформа города-героя Гжель встретила нас резкими порывами колючего ветра, отчетливо пахнущего снегом. В Подмосковье оказалось значительно холоднее, чем в стольном граде.
– Ну-с, – печально вздохнула я, окидывая взором окрестности, – начнем делать репортаж прямо сейчас, какая разница, все равно придется сенсацию высасывать из пальца. Шлепну пару фотографий, чтоб уж точно было видно – я была в Гжели.
Достав из сумки «мыльницу», я нацелила объектив на указатель с соответствующей надписью.
– Стой-ка, чего зря пленку тратить, – Таиска поспешила к указателю, – сфотай и меня заодно.
Встав по центру, она выставила ногу, отклячила попу, да еще как-то умудрилась оттопырить в сторону бедро, изобразила суперсексуальный взгляд и растянула малиновые губы в призывную улыбищу. Я опустила фотоаппарат и снова печально вздохнула.
– Тай, ты ж не для журнала «Досуг с выездом на дом» снимаешься, а всего-навсего для газеты аномальных явлений. Будь лапочкой, встань нормально, а?
С недовольной гримасой Тая изменила положение и встала так, будто ее собирались расстрелять на фоне этой большой черной надписи. Мне очень захотелось попросить ее вообще отойти к чертям собачим от указателя, но не стоило портить отношения. Сделала пару снимков и убрала «мыльницу» в сумку. Таисия подошла ко мне и сумрачным взором окинула окрестности.
– Ну, что ж, – без особого энтузиазма произнесла она, – сейчас будем как две дуры грязь месить и спрашивать у всех и каждого, где тут дом какой-то непонятный. Делать нечего вашему Конякину, и сам спокойно не живет и другим не дает.
– Ты не понимаешь, он горит за идею, сердцем болеет за нашу газету.
– Вы б ему намекнули деликатно, чтоб он себя поберег хоть немного.
Спустившись с платформы, мы пошли, куда глаза глядят, а глядели они в сторону ближайшего скопления частных домов. Первым гжельцем, попавшемся на нашем нелегком пути, оказался вдребезги пьяный мужичок – всем телом выписывая замысловатые геометрические фигуры, он отчаянно пытался куда-то дойти. В качестве источника информации гжелец никуда не годился, пришлось изыскивать другие варианты. Вариантом номер два оказался мальчик лет десяти, на котором мы и решили потренироваться в задавании идиотических вопросов.
– Мальчик, а мальчик, – сахарным голосом начинающего маньяка педофила произнесла Тая, – скажи-ка нам мальчик, где у вас тут чудесный дом находится?
После минутного раздумья, мальчик сказал:
– Что?
– Дом какой-то необыкновенный у вас тут в Гжели где стоит?
– Не знаю, – ответил мальчик и бросился бежать.
– Зашибись… – вздохнула Тая, и мы пошли дальше.
Путь дорога лежала вдоль плотно пригнанных друг к другу заборов и калиток. Заборы были глухими и высокими, заглянуть через них никак не получалось, а долбиться в калитки, выкликая домовладельцев, нам почему-то не хотелось. Но вскоре нам свезло: одна из калиток отворилась и показалась крошечная бабуська. Плотно замотанная в платок, в куртке дождевике и резиновых сапогах, она напоминала маленький непотопляемый кокон.
– Извините, пожалуйста! – крикнула я. – Можно у вас спросить?
Непотопляемый кокон никак не отреагировал, он бодро топал вперед.
– Черт побери! – тихонько выругалась Тая, и мы синхронно ускорили шаг, не желая упустить потенциального информатора. – Бабушка! Бабуля! Подождите! Бабуля-а-а-а!
Кокон притормозил и обернулся, на нас уставились маленькие сердитые глазки.
– Чаво вам? – вежливо поинтересовалась гжелка, в смысле – жительница Гжели.
– День добрый, – самым приветливым образом заулыбалась Тая, – вы не подскажете, где здесь находится какой-то удивительный дом? Дело в том, что мы много о нем слышали и вот теперь хотели бы взглянуть.
Бабуся очень долго и пристально изучала нас колючими глазками, в сравнении с которыми рентгеновский аппарат просто детские шалости, и, наконец, решила снизойти до общения с нами.
– Да, есть у нас дом необычный…
Фух, слава богу!
– …его сам нечистый построил! – бабуся многозначительно подняла вверх указательный палец. – Сам нечистый!
– Что вы говорите, – Тая сделала «большие глаза». – Собственноручно построил или бригаду нанимал?
Я предостерегающе наступила ей на ногу, опасаясь, что информатор передумает делиться сведениями. Но, к счастью, информатор не понял скрытого сарказма Тайкиной фразы и продолжил выкладывать данные.
– Через тот дом люди пропадают, по ночам молнии бесовские сверкают прям над крышей, звуки доносятся, вроде как стоны человечьи…
– И где же этот дом находится? – не выдержала любопытная Тая.
– Идите прямо до конца улицы, свернете налево и снова до конца идите, там он и стоит – у леса.
Ну, естественно, где ж ему еще стоять, только у леса. У темного, страшного, дремучего леса… Распрощавшись с бабусей, двинули в указанном направлении.
– Нет, ну надо же такое придумать, – покачала головой Тая, пристально глядя себе под ноги, – «нечистый построил»! Сколько в людях идиотских суеверий, прямо средневековье какое-то. Сен, ну ты сама подумай, каков маразм: решил себе нечистый дачку в Гжели срубить, отдохнуть, так сказать от своих
