— Ну, если надо.
— Я уже договорился.
— С кем?
— С Донки-донком, — сказал он. — Хороший мужик!
— А когда?
— Сейчас, — сказал он. — Так что ступай надевать сапоги. И шляпу не забудь!
Я шел к своему каравану, когда сзади, скрипя и дребезжа, подъехал старенький раздолбанный «форд-седан». За рулем сидел бородатый абориген с толстым брюхом.
— Это ты едешь на охоту? — ухмыльнулся он.
— С тобой?
— Ну! — ответил Донки-донк.
Мы заехали купить бензина, но, заплатив за бак, я сразу же понял, что играю в этой экспедиции роль не «клиента», а «раба».
Донки-донк заставил меня купить еще масла, пуль, шоколадок, сигарет. Он хотел, чтобы я купил ему новую покрышку. Он велел мне подержать для него сигарету, пока сам возился с мотором.
Мы уже собирались трогаться, когда к нам подошел молодой человек по имени Уокер. Уокер был бывалым путешественником. Он изъездил вдоль и поперек всю Австралию, очень привередливо подыскивая себе жену. Еще он провел некоторое время в амстердамской Молодежной христианской организации. Он был очень красив. У него был божественный профиль и очень темная кожа. Волосы и борода у него были цвета золотой нити.
— Поедешь с нами на охоту? — крикнул ему Донки-донк.
— Конечно, — сказал Уокер и сел на заднее сиденье.
Мы поехали за человеком, у которого было ружье. Это был еще один невероятно изящный молодой человек с беспомощной улыбкой и волосами до плеч. Он сидел возле шалаша из валежника. У него на джинсах красной ручкой было множество раз написано его имя — «Нерон».
Женой Нерона, как оказалось, была та самая великанша, которую я уже видел за покером. Она была на добрую голову выше мужа и раза в четыре шире. Она сидела у очага за своим шалашом и грызла обугленный окорок кенгуру. Когда Нерон сел в машину, за ним побежал их маленький сынишка и нырнул туда же через открытое окно. Мать погналась за ним, размахивая своей дубинкой из кости кенгуру. Она вытащила мальчишку за волосы и плюнула ему в лицо.
Мы минуты две уже ехали, как вдруг Нерон обратился к остальным:
— Спички взяли?
Донки-донк и Уокер покачали головами. Мы развернулись обратно — за спичками.
— Для костра, — ухмыльнулся Нерон. — Если завязнем.
Мы поехали на юг между горами Каллен и Либлер и спустились к шоссе Ган-Бэррел. После дождя на кустарниках распускались желтые цветочки. Дорога начиналась и пропадала в мираже, а над равниной будто плыла цепь каменистых холмов.
Я показал на красноватый выход породы слева.
— Это что там такое? — спросил я.
— Старик, — радостно вызвался ответить Уокер.
— А откуда этот Старик идет?
— Издалека. Может, из Аранды. Может, из Сиднея.
— А куда он идет?
— В Порт-Хедленд, — ответил он уверенно.
Порт-Хедленд был железорудным портом на западном побережье Австралии, примерно в тысяче двухстах километрах к западу от Каллена, за пустыней Гибсона.
— А что происходит с этим Стариком, — спросил я, — когда он добирается до моря?
— Всё, — ответил Уокер. — Там ему конец.
Потом я указал на низкий плосковерхий холм — как уверял меня Рольф, это была куча дерьма, которую наложил там Человек — Перенти во Времена Сновидений.
— А это что, вон там?
Уокер нервно затеребил бороду.
— Я еще слишком молод, — сказал он застенчиво: это означало, что он еще не проходил посвящения в ту песню, где говорилось об этом холме.
— Спроси у Нерона, — сказал он. — Нерон знает.
Нерон захихикал и покачал головой из стороны в сторону.
— Это Туалет, — сказал он. — Дерьмо.
Донки-донк лопался со смеху, так что машину раскачивало.
Я повернулся назад, поглядеть на тех двоих на заднем сиденье.
— Дерьмо Перенти? — спросил я.
— Нет, нет, — глупо хихикнул Нерон. — Тут Двое Мужчин.
— А откуда пришли эти Двое Мужчин?
— Ниоткуда не пришли. — Он хлопнул в ладоши. — Занимаются там этим самым.
Нерон сделал жест большим и указательным пальцами, чтобы стало понятно, чем именно заняты те Двое.
— Свояки, — добавил он.
Уокер нахмурился, надул губы и плотно сжал колени.
— Я тебе не верю, — заявил я Нерону. — Ты меня дурачишь.
— Хи! Хи! — рассмеялся тот, а потом зашелся очередным приступом беспомощного хихиканья.
Они с Донки-донком еще фыркали от смеха, когда, примерно через милю, мы остановились вблизи нескольких низко лежащих скал. Все трое выпрыгнули из машины.
— Пошли! — позвал меня Нерон. — Здесь вода.
Между скал оказалось три озерца со стоячей водой. В них извивались личинки комаров.
— Солитеры, — сказал Нерон.
— Это не солитеры, — сказал я. — Это личинки комаров.
— Динго, — сказал Донки-донк.
Он указывал на самую крупную скалу, которая действительно походила на лежащую собаку. А скалы поменьше, сказал он, — это ее щенки.
Они несколько минут плескались в воде. Потом мы съехали с дороги и поехали на запад по равнине.
Донки-донк, надо сказать, был потрясающим водителем. Он заставлял свою машину чуть не плясать вокруг колючек. Он всегда безошибочно угадывал, где нужно объехать куст, а где можно проехаться прямо по нему. Семенные коробочки так и сыпались на ветровое стекло.
Нерон выставил дуло своей винтовки в окно.
— Следы индейки, — прошептал он.
Донки-донк притормозил, и индейка (здесь это разновидность дрофы) подняла над стеблями травы свою пеструю шею и бросилась от нас наутек. Нерон выстрелил, и птица свалилась, мелькнув взметнувшимися перьями.
— Удачный выстрел! — заметил я.
— Еще одна! — закричал Уокер, и в чащу кустов пробежала вторая дрофа. Нерон снова выстрелил — и промахнулся. Когда он подбежал к первой дрофе, она тоже успела куда-то исчезнуть.
— Хренова индюшка, — выругался Нерон.
Мы продолжали ехать на запад, и вскоре впереди показалась самка кенгуру с детенышем. Донки-донк нажал ногой на педаль газа, и машина с глухим стуком запрыгала по кочкам, но кенгуру скакали впереди, обгоняя нас. Потом кочки и кусты закончились, мы очутились на ровной, выжженной местности — и тут уже опережать стали мы. Мы нагнали кенгуру, ранили самку в бедро (детеныш ускакал куда-то в сторону), и она, сделав кувырок назад, отлетела на крышу автомобиля и плюхнулась на землю — мертвой, только бы мертвой! — подняв облако пыли и пепла.
Мы выскочили из машины. Нерон выстрелил в облако пыли, но кенгуру уже поднялась и побежала,
