Титус получил настоящее удовольствие от нашего визита. Мы еще долго смеялись.
Даже чванливый человек из Амадеуса смеялся. Потом мы погрузились в «лендкрузер» и поспешили обратно в Каллен.
Остаток дня я разбирал бумаги. Утром мы собирались уезжать в Алис.
39
Человек из Амадеуса хотел, чтобы его высадили в поселении Хорн-ривер, поэтому Аркадий вызвался подвезти его по проселочной дороге. По ней ездили гораздо реже, чем по основной дороге, но сейчас земля везде подсыхала, и тому человеку из горнодобывающей компании удалось по ней проехать.
Мы нагрузились едой и водой и уже прощались с Рольфом и Уэнди, обещая переписываться, слать книжки и не забывать друг друга, как вдруг подошел Хромоножка и что-то прошептал на ухо Аркадию, прикрыв рот ладошкой.
— Конечно, мы тебя захватим, — сказал тот.
Хромоножка был при параде. На нем была чистая белая рубашка и коричневый твидовый пиджак, а волосы и лицо у него были промазаны маслом, так что он походил на мокрого серого тюленя.
Он хотел посетить Долину Саговника очень важное место, расположенное на его Песенной тропе, где он никогда не бывал.
Долина Саговника — это Национальный парк (впрочем, старательно оберегаемый от посетителей), где растут уникальные виды капустной пальмы и имеются древние посадки Аборигенной Сосны. По дну ущелья, расположенного там, течет река Хорн; Предок Хромоножки, Пятнистая Куница, когда-то пробегал по дну этого русла. Пятнистая Куница, или Тджильпа, — это не настоящая куница, а маленький сумчатый зверек (Dasyurus geoffrei) с огромными усами и опушенным хвостом, который он все время держит вертикально поднятым над спиной. К сожалению, ему грозит вымирание.
Есть рассказ о том, что молодой Предок-Тджильпа где-то на севере от хребта Макдоннелл увидел, как с неба падают два орлиных пера, и ему захотелось узнать, откуда они. Последовав вдоль Млечного Пути по песчаным холмам, он постепенно привлек других Людей-Тджильпа, которые один за другим присоединялись к шествию. Они шли и шли. Их шерсть сделалась взъерошенной от зимнего ветра, а лапы растрескались от холода.
Наконец они достигли моря возле Порт-Огасты, а там, в море, стоял шест — такой высокий, что касался неба (как Дантова гора Чистилища). Его вершина была белой от небесных перьев, а нижняя половина — белой от морских перьев. Люди-Тджильпа вытащили этот шест и понесли его в Центральную Австралию.
Хромоножка никогда там не бывал из-за какой-то давней распри. Но недавно он узнал по «телеграфу буша», что трое его дальних родственников живут — вернее, умирают — там, рядом со своим хранилищем чуринг. Он хотел повидаться с ними перед их уходом.
Мы ехали семь часов — с семи до двух. Хромоножка сидел впереди, между водителем и Мэриан, не двигаясь, а только бросая быстрые взгляды направо и налево.
Не доезжая примерно 15 км до долины, «лендкрузер» перепрыгнул через ручей, который тек на юг.
Вдруг Хромоножка подскочил на месте, как попрыгунчик, забормотал что-то неразборчивое, просунул голову в водительское окно (так что Аркадию пришлось вильнуть), потом сунулся в другую сторону, а потом сложил руки и умолк.
— В чем дело? — спросил Аркадий.
— Люди-Тджильпа пошли туда, — ответил Хромоножка, показывая на юг.
Возле дорожного знака, указывавшего на Долину Саговника, мы сделали крутой поворот направо и поехали по обрывистой дороге вдоль русла Хорна. По белым камням бежала бледно-зеленая вода. Мы несколько раз переезжали реку. Из нее росли речные красные эвкалипты.
Хромоножка так и держал руки сложенными и не говорил ни слова.
Мы подъехали к слиянию двух рек — точнее, нам снова встретился поток, который мы уже пересекали выше, на главной дороге. Этот меньший поток и был путем следования Людей-Тджильпа, и мы двигались к нему под прямым углом.
Когда Аркадий повернул влево, Хромоножка снова подскочил и оживился. Он снова стал просовывать голову в оба окна. Он бешено вращал глазами, оглядывая скалы, утесы, пальмы, воду. Его губы двигались со скоростью чревовещателя, и из них вылетал какой-то шелест: с таким звуком ветер проносится по веткам.
Аркадий сразу понял, в чем дело: Хромоножка заучивал слова своей песни о Пятнистой Кунице со скоростью пешего хода, около 6 км в час, а мы сейчас ехали со скоростью под сорок.
Аркадий переключился на низшую передачу, и мы поползли не быстрее пешехода. Хромоножка мгновенно перестроился на новый темп. Он заулыбался. Стал качать головой туда-сюда. Вместо торопливого шелеста полились мелодичные звуки песни; стало понятно, что он на время превратился — по крайней мере в собственных глазах, — в Пятнистую Куницу.
Так мы ехали почти час; дорога петляла между красных утесов. Виднелись гигантские валуны, запачканные черными потеками, а между ними, как увеличенные древесные папоротники, росли саговники. Стояла духота.
Потом река скрылась под землей, оставив на поверхности стоячее озерцо с камышовой опушкой. Рыжая цапля поднялась в воздух и уселась на дереве. Дорога закончилась.
Мы вышли и пошли вслед за Хромоножкой по хорошо утоптанной тропе, которая вилась между камнями и водой и в конце концов привела к бассейну, сложенному темно-красными скальными породами со ступенчатыми пластами, совсем как ряды сидений в древнегреческом театре. Под деревом стояла стандартная жестяная лачуга.
Женщина средних лет с отвисшими грудями, болтавшимися под малиновым джемпером, тащила к очагу хворост. Хромоножка назвал себя. Та улыбнулась и знаком позвала нас всех за собой.
Как я записал у себя в записных книжках, мистики верят в то, что идеальный человек должен сам прийти к «правильной смерти». Тот, кто достиг цели, «уходит обратно».
У австралийских аборигенов существуют особые правила такого «ухода», который состоит в том, чтобы песнями проложить дорогу к родным местам — к «месту зачатия», туда, где хранится твоя чуринга. Только так ты сможешь стать — или вновь стать — Предком. Эти представления сродни таинственному высказыванию Гераклита: «Бессмертные смертны, [76] живут за счет смерти других, за счет жизни других умирают».
Хромоножка ковылял впереди. Мы следовали за ним на цыпочках. Небо раскалилось, и на тропу падали резкие тени. С вершины утеса капала тонкой струйкой вода.
— Чуринги — там! — тихо сказал Хромоножка, показав на темную расселину у нас над головами, на большой высоте.
На поляне стояли три «больничные» кровати без матрасов, и прямо на голых панцирных сетках лежали трое умирающих мужчин. Это были почти скелеты. Волосы и бороды у них выпали. Один из них оказался достаточно силен, чтобы поднять руку, другой — чтобы что-то сказать. Когда они услышали, кем им приходится Хромоножка, все трое одновременно заулыбались — одинаковой беззубой улыбкой.
Аркадий скрестил руки и смотрел на все это.
— Какие же они чудесные! — прошептала Мэриан, взяв меня за руку и стиснув ее.
Да. Они все были правы. Они знали, куда отправляются, улыбаясь в лицо смерти в тени эвкалипта- призрака.
ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА
