принесенный мне котел и привычно доставая заныканную за поясом ложку. — Чем больше они ее обрабатывают, тем смышленей индивид».
Вон тот же Леокай — иному нашему государственному мужу фору даст. Мордуй, пусть его хитрости и казались мне детскими, а соображал неплохо, каждую мою идею улавливал с ходу, по два раза объяснять не приходилось. А вот уже Бокти хоть он и регулярно занимался бизнесом в Вал’аклаве, но уже сильно уступал вышеперечисленным деятелям. А иной вояка из его команды чисто дуб-дубом, с трудом считает на пальцах до пяти, не может связанно сказать десятка слов. Правда, может выследить оленя в лесу или, пройдя через тот же лес без всякого компаса, выйти в точно заданную точку. Да. Видно, мозги бывают разные. И, может, даже под соломенной шевелюрой моей женушки скрывается какой-то непознанный гений. Хотя вряд ли. Если не считать постели. Тут она не тормозила и все схватывала на лету. Впрочем (хи-хи), не будем об этом.
Расправляясь с принесенной кашей (Тишкина работа, явственный привкус местных травок), вел с Витьком солидную беседу взрослых мужей, которую бабам надо слушать с почтительным благоговением. Поговорили об охоте, о воинских делах, обсудили перспективы на урожай (будто я чего-то в сельском хозяйстве понимаю, как, впрочем, судя по всему, и Витек). Потом осторожно затронули дела духовные. Витька распирало любопытство, чего это я делаю?
— Глаз, чтобы за этими, — неопределенно кивнул я в сторону Реки и поселка, — присматривать. А то как бы опять они за прежнее не принялись!
— Вишь ты, какое колдовство, — солидно так удивился Витек. — А что, ты думаешь, случись тебе быть в Вал’аклаве, и оттуда глазом этим увидишь, или нет?
— Увижу.
— А верно, из Улота-то не увидишь, далеко будет?
— Из Улота не увижу. Но почувствую! Есть такая штука, «телевидение» называется! С его помощью вообще в любой уголок мира заглянуть можно. Нужен только спутник… э-э-э… в мире духов, который тебе картинку передаст.
— Да-а… — завистливо протянул Витек. — Большое колдовство!
Хм. Я задумчиво оглядел Витька. Парнишка бойкий, шустрый, явно не дурак, все на лету схватывает. А не сделать ли мне из него подносчика пива? В смысле, ученика шамана? А то болтается, как не пришей, не будем говорить, чего — куда. А тут солидное ремесло, должность хоть и нервная, но уважаемая, и мне, опять же, грязную работу будет на кого свалить.
— А ну-ка, Витек, — вкрадчивым голосом начал я, — возьми-ка вон ту каменюку ага, вон сюда приставь, наклони чуток и другой каменюкой сверху ударь. Да не лупи ты со всей дури-то, рубило сломаешь, осторожненько, потом сам почувствуешь, как надо. Ага, вот вдоль вот этой линии, так и долби. Пусть кусочки маленькие отлетают. Это неважно. Лучше лишние полдня постучать, чем с одного раза все испортить. Вот, молодца. Вот так и бей. Ага, молодец. Все на лету схватываешь. Так что попал ты, короче! Я говорю, стучи давай, — работы еще непочатый край, а он отвлекается!
Следующие три дня Витек упорно стучал под моим бдительным присмотром, щенки резвились рядом в травке, охотясь на кузнечиков (даже эти сучьи дети намекают мне на мои обязанности), а я мыслил. Все о том же — о празднике.
Казалось бы, такой пустяк! Да и что с этим дикарями чикаться? Как скажу, так и будет! Не считая Лга’нхи и Осакат, «забритые» и их новые семейства — люди фактически подневольные. Коли уж я Лга’нхи уговорил общее племя с «забритыми» создать, мотивирую это тем, что из этого «забритого» племени можно в любой момент выписаться, стоит только мне узор со шкуры стереть. И, мол, когда придет время наше племя возрождать, мы…
А вот с «забритыми» и их семействами все было не столь гладко. Если с бабами все вроде понятно, бабы да дети с бою взяты и новым хозяевам-мужьям отданы. Дело, может, не столь уж приятное, но привычное, из рамок местных обычаев не вылезает.
А вот с самими «забритыми» — дело куда сложнее. И непонятно, чья «неволя» более лютая — у них или у пленных баб. Может, формально, ни у нас с Лга’нхи, ни даже у Леокая власти, над ними никакой и не было. Но и собственной власти в смысле воли (или, вернее, Воли с большой буквы), они не имеют.
Мое попадание в иной мир — пустяк по сравнению с тем, как «попали» они, когда верблюжатники, уничтожив их племена, сотворили из них некую подвластную себе людскую массу. Это я Там жил, зная про разные формы организации общества, разные культуры, разные менталитеты. А они, их предки, может быть, по тысячам лет жили в абсолютно неменяющемся мире. Или меняющемся настолько медленно, что человеческое восприятие не в силах было это заметить.
Еще Там читал, что 99 % истории человечества приходится на каменный век. В смысле, с тех пор, как миллионы[5] лет назад, получеловек-полуобезьяна начал использовать каменные инструменты, и до моих компьютерных дней человечество жило в том самом океане безвременья, о котором у нас сохранились лишь крупицы знаний. Менялись климат и фауна. Люди постепенно все больше уходили в своем развитии от обезьян и так же неторопливо, со скоростью биологической эволюции, развивали технологии.
Человечество медленно и неторопливо расползалось по земному шару, заселяя материки. Дралось, мирилось, чему-то училось и что-то забывало. Рождались и умирали народы, культуры и расы, а на их обломках появлялись новые. Да что там расы — рождались и умирали новые боги и религии, о которых мы так никогда и не узнаем. Мамонты, саблезубые тигры и неандертальцы сошли с дистанции, не выдержав гонки, а нам, тараканам да крысам, хоть бы хны — живем и в ус не дуем, пищим под очередным тапком, сучим лапками, хрустим хитиновыми оболочками, а выживаем.
И вот почти весь этот огромный срок существования человечества, 99 % занимает каменный век. Громоздкий и неторопливый. А на долю бронзового века в оставшемся проценте приходится не меньше трети, а то и половины этого последнего процента[6].
Да, лишь 0,6 % от времени всего существования человечества понадобилось нам, чтобы пройти дистанцию от кинжала из дрянненького железа до космического корабля, искусственного разума и трехслойной ароматизированной туалетной бумаги. (Не будем о грустном.)
Жителю 0,6 % века перемен очень сложно представить себе столь неспешное существование века каменного. Когда инструмент, сделанный пра-пра-и-прочие-«пра» дедушкой тысячу лет назад, или платье, которое носила аналогичное количество «пра»-бабушка, ничем не отличался от тех же инструментов и платьев, что использовали их потомки. Жителю XXI века, в котором мода меняется каждый сезон и западло ходить с мобильником прошлогодней модели, это кажется невероятным. Но что поделать — такова жизнь.
И вот в эту тягучую и незатейливую жизнь влетают «верблюжатники» и все ставят с ног на голову! И куда тут бедному дикарю, который знает только один вариант существования, один образ жизни и мыслей, податься, когда весь его мир рушится в один короткий миг? Потому вот и жмутся они в одну кучу, как испуганные дети, и хватаются за знакомые ориентиры, лишь бы не потеряться в бурном потоке пугающих перемен. Потому и готовы терпеть подобное неестественное существование в качестве наемного войска, хотя можно только догадываться, как это действует им на нервы. Ну и, конечно, с радостью бегут за тем, кто готов взвалить на себя ответственность вести их куда-нибудь по этому страшному и непривычному миру.
Но не дай бог этому самозваному Вождю оступиться, свернуть не туда, заплутать в трех соснах. Вся накопившаяся ярость испуганных и измотанных переменами людей обрушится на его голову, и тут уж никому не поздоровится. Под моим и Лга’нхи началом сейчас ходит как минимум полсотни потенциальных бомб-психов. И с этим надо что-то делать.
А правильный ответ тут будет — «Панки».
— Ох, непрост. Непрост был прошедший го-о-од!!! — завывал я на примерный мотив «В лесу родилась елочка». — Много чудного и странного произошло от прошлой весны до сегодняшнего дня!
Большой разлад был в мире духов! И большие битвы были на земле! И бился я и там, и там. И глаза мои уставали от потоков крови и зрелищ!
Много говорил я с духами. Советовался с предками. И допрашивал демонов! «Нет, — сказали они мне. — Мир больше никогда не станет прежним! Но жизнь продолжится, если те, в ком будет Сила, не дрогнут и выстоят!»
