Паша. А серьезно – так масло, маленький, делают из сливок, а не из молока.
Юра. Ах, сливки снимаешь? Мы мучились, доводили до ума каждый узел, а вы пришли на готовенькое, слизнули вершки и пошли по телевизору выступать?!
Паша. А из чего я его сделаю – миллионный? Из этого фуфла, что прислали? Это же все некондиционно.
Юра. Доведите. Мы доводили.
Паша. Когда? Телевидение протирает объективы, в типографиях раскручиваются ротационные машины, комиссия третий день не обедает, готовится к банкету. О чем ты говоришь?
Юра. Слушай, неужели тебе не надоело юродствовать? Не надоело черное делать белым, а белое – черным?
Паша. Маленький, мало тебя била жизнь, мало. Ничему ты не научился. Разве я для себя стараюсь? Я для Дарвина стараюсь. Надо же помочь старику. Он ведь что утверждал? Выживают наиболее приспособленные.
Юра. Ты, значит?
Паша. Не знаю, маленький, не знаю. Может, я и паду на поле боя – как неизвестный солдат эпохи взаимных услуг. Но когда-нибудь мой скелет откопают и поставят его в музее – как реликт нашего времени, и к нему будут ходить юные натуралисты, и им будут рассказывать, почему я исчез.
Юра. Ну вот что. Мне все это надоело. Подаю докладную. И если тебя, к черту, уволят…
Паша. Меня? Никогда. Жамэ. Я нужен истории.
Юра. Никому ты не нужен.
Паша. Ты мне скучен, маленький. Ты мне зевотен. Я тебя просто не различаю. Тебя – могут выгнать. По-
тому что ты пытаешься что-то делать, а следовательно – ошибаешься. А я не ошибаюсь.
Юра. Потому что ничего не делаешь?
Паша. А миллионный? Ты возмущался, а я сделал. И всем премии. И тебе, между прочим, тоже.
Юра. Это липа!
Паша. Можешь не брать. Подари детскому саду. И сам заодно запишись туда. И не садись со взрослыми играть в мужские игры.
Юра. А жизнь – не игра!
Паша. Игра, маленький, игра, и ставки растут – мороженое, стипендия, зарплата, – и кровь пульсирует, и нерв дрожит, и пусть неудачник плачет. А стоять за спиной и смотреть, как банкуют другие, – это в доме для престарелых, это финиш.
Юра. Знаешь, кто ты?
Паша. Тс-с, никому ни слова. Пусть это будет нашей маленькой тайной.
Юра
Новиков. Собрали, говоришь?
Паша. Разумеется, учитель. С миру по нитке, бедному премия.
Новиков. Прекрасно. Так вот, надо его обратно разобрать. Быстренько.
Юра
Паша
Новиков. Там кинохроника приехала. Хотят трудовой порыв снять – как вы миллионный собираете. Я им говорю – какая разница, снимайте сборку любого. А им – что непременно юбилейный, чтоб без липы, говорят. Ясно? Так что ты давай разбери его, а потом – все сначала.
Паша. Знатная бригада сборщиков на разборке миллионного кондиционера. Подпись к негативу.
Юра. Рано веселишься. Вранье – оно ведь, как бумеранг, рано или поздно возвращается к тому, кто его породил.
Паша. Маленький, когда не везет, главное что? Главное – не обобщать.