научной фантастики. Ты не видишь рутины. Не замечаешь лицемерия Клаймора. Постоянно витаешь в мире собственных иллюзий. Семь лет. С того момента, как я познакомилась с тобой на Гильгамеше, время для тебя остановилось. А у меня уже другие мечты. Я думала, что супружество сумеет вырвать тебя из этого сна, но нет. Для меня он постепенно превращается в кошмар.
— Неужели я действительно такой идиот?
Она рассмеялась сквозь слезы. Схватила его за волосы, потормошила, перевернул на ковер. Они покатились, шутливо переругиваясь, к двери террасы. Свет Гендрикса залил их. Они невольно подняли глаза к висящему на темно-синем небе невероятно огромному шару планеты, диску королевского пурпура — такому близкому, такому далекому, такому прекрасному, такому невероятно чуждому!
Он прижался губами к ее теплой щеке.
— Неужели ты этого не видишь? Не видишь, не понимаешь?
Она вздохнула, ее дрожь отдалась долгой дрожью в нем.
— Нет.
Проход закрылся, платформа ударила в экран, и сигнал тревоги выключился. Ван дер Крёге подошел к расстегивающему ремни Мухобою.
— Приветствую вас на Моррисоне. Петер ван дер Крёге, исполнительный директор.
Мухобой только кивнул. Управился с застежками и спрыгнул на бетон. Снял с платформы мешок и несессер.
— И это все? — мимоходом бросил ван дер Крёге, однако тут же схватил Мухобоя за руку и потянул в сторону. — Давайте лучше поспешим, не то нас «Хассель» раздавит.
Женщина, сидевшая за рулем погрузочного кара, погрозила ему кулаком.
Они направились к широким воротам ангара. Ван дер Крёге внимательно рассматривал Мухобоя, который, не раздумывая, совершенно интуитивно начал ставить ноги так, как того требовала пониженная гравитация. Обычно люди обретали такой навык лишь через неделю-другую.
Ангар соответствовал размерами залу Перехода на Земле и был оборудован точно так же, недоставало только больших черных плит. Кроме Петера, Мухобоя и водительницы кара, здесь находился оголенный до трусов бородатый негр, исступленно копошащийся в механизме пускового устройства; за ним у белой стены стояли на боковой ветке две пустые платформы.
— Вы вспотеете, — сказал ван дер Крёге. — Вам не сказали, как следует одеться? Рекомендую снять свитер, сейчас середина лунного дня, сорок пять градусов в тени.
Сам директор был в сандалиях на босу ногу, шелковых бермудах в цветочек и расстегнутой гавайской рубашке с короткими рукавами. На голове — соломенная шляпа, на носу — солнцезащитные очки.
Они вышли из зала, спускаясь с холма, на котором он стоял. Мухобой прищурился. Красное солнце, неестественно большое, глянуло на них с розоватого неба, густо усеянного чем-то таким, что напоминало цветы, сплетенные из серебра, и что наверняка было здешним аналогом облаков.
Ван дер Крёге проследил за взглядом Мухобоя и понимающе улыбнулся:
— Интересно, правда? Это из-за растительно-животных паразитов, которые размножаются, перелетают с водяным паром, поднимающимся к облакам. Они выглядят еще эффектнее во время параллельного восхода.
— Планета? — спросил Мухобой, и это было первое слово, произнесенное им на Моррисоне. Его голос ассоциировался у Петера с голосом давно скончавшегося актера, в основном игравшего в ужастиках монстров с мертвыми лицами; но так им воспринимались большинство новоприбывших, потому что высокое давление моррисоновской атмосферы удивительно изменяло голоса, а подсознательная интерпретация этого явления уводила бог знает куда.
— Сейчас она под нами. — Ван дер Крёге махнул рукой, указывая в надир. — Вы получили материалы? Вероятно, нет. Все секретное, а? Ну так вот, мы находимся на Моррисоне, это спутник Гендрикса, газового гиганта, который вращается вокруг Джоплены, именно она так нас припекает. Преждевременная стадия красного гиганта, ясное дело; некоторые подозревают результат космической инженерии. На Моррисоне существуют несколько времен недели; сменяются они, с точки зрения человеческого организма, чрезвычайно нерегулярно: период вращения Моррисона вокруг Гендрикса составляет неполных четыре земных дня, время оборота вокруг оси почти в два раза короче, орбита экваториальная, замкнутая, близкая к Гендриксу, но внутреннее ядро и вообще плотность Моррисона не соответствуют стандартам, на Рыбе еще действуют несколько вулканов; тем не менее сила тяготения здесь ненормально велика, так что в теорий происхождения Моррисона из древней экосферы Джоплены не все абсолютно однозначно. Есть основания полагать, что спутник в свое время был захвачен Гендриксом, впрочем, имеются и совершенно иные гипотезы. Да, вот еще что. Относительно времен недели. Существует полная ночь, когда наше полушарие отвернулось и от планеты, и от звезды, есть просто день и день внешний, в положении нашей луны, противоположном полному ночному. Тогда над нами висят и планета, и солнце, есть «полногендриксение», когда он отражает свет Джоплены, и двойная ночь — с темным Гендриксом. Кроме того, к этой свистопляске надо присовокупить прохождение остальных лун, а их, как говорится, полна кастрюля и даже более того. Кольца планеты в принципе не видно, слишком острый угол. Что еще? Ага, двуокись углерода. Атмосфера Моррисона вроде одеяла, в результате суточных скачков температур здесь должны были бы бушевать страшнейшие ураганы, однако ничего такого нет, у нас тут какой-то зачуханный гомеостат, убедитесь сами, ночью такая же жара. Видите мой загар? А ведь ультрафиолет здесь отсекается лучше, чем дюжиной земных озоновых слоев. Взгляните, девушки жарятся; это новенькие, прибыли три недели назад. Им еще вообще расхочется вылезать из тени.
Две оголенные блондинки лежали одна на спине, другая на животе на газоне рядом с бунгало, мимо которого в это время проходили ван дер Крёге со своим спутником.
Ван дер Крёге, шагая вдоль белого деревянного заборчика высотой в неполный метр, многозначительно показал им на часы и постучал по стеклу ногтем. Девушки нехотя глянули на него и посоветовали сонными голосами отцепиться, оставить их в покое и вообще исчезнуть из их биографий.
— Вот видите, — отреагировал на это Петер, — какая у меня супердисциплина. Хе-хе-хе, исполнительный директор называется. Надо ходить с батогом и вилами. У вас бы получилось, вид у вас такой, что упаси боже.
— Клаймор не стал бы вас здесь держать, если бы ваши результаты не были выше, чем у других кандидатов.
— Это-то я знаю, очень даже хорошо знаю, а вот то, что сначала пришлось навтыкать как следует, — так это уж точно. — Однако он не переставал улыбаться, и все его жалобы не следовало принимать всерьез. Просто он посмеивался над собой ничуть не меньше, чем над другими.
Они свернули на подъездную дорожку к стоящим рядком пяти одноэтажным домикам цвета слоновой кости, построенным из дерева, пластика и стекла в японском стиле, так что даже казалось, будто стены у них действительно сделаны из бумаги. Вошли во второй домик с краю. Петер вручил Мухобою ключ и голосом включил климатизацию. Окна потемнели, повеяло прохладой. Мухобой сложил свой нехитрый багаж у кровати. Он по-прежнему не снимал ни черного пальто, ни свитера.
— Надеюсь, вам понравится, — сказал ван дер Крёге, присаживаясь на выдвинутый из стены складной стул и кивком указывая на глубокие кресла, стоящие вдоль стен салона. — Ненавижу утопать в них, — бросил он, — потом весь позвоночник ломит. Какая радость, что удобно, ежели неудобно.
При этих словах Мухобой слегка улыбнулся. Подошел к бару, звякнул стеклом. Буркнул:
— Роскошь.
— А то! — Ван дер Крёге снял шляпу и кинул на стоящий неподалеку столик. — Загляните в холодильник, там наверняка найдется какое-нибудь пойло.
— Роскошь, — повторил Мухобой и бросил Петеру бутылку.
Тот неуверенно поискал глазами открывалку, потом шлепнул крышкой по поручню стула.
— Удивляетесь? — проворчал он, сделав несколько глотков. — Вначале все удивляются. Думают увидеть какую-то турбазу, военный лагерь, подземные комплексы, роботов, баки для топлива, бетонные купола, силовые поля. Бог знает что еще. Начитались книжек, насмотрелись фильмов. А это все просто не окупается. Ведь здесь прежде всего важен доход, экономия, дорогой мой, экономия. Зачем возводить гигантские укрепления, зачем вгрызаться в землю? Понадобилось бы время, материалы, люди, энергия.
