двигателе своей «пятерки» ковыряется старый Воин Шахид. Вдвоем мы едем на его участок, где тот ходит вдоль улицы и переписывает в синюю книгу «Паспорт на административный участок» данные всех проживающих. Я осторожно толкусь у калиток, обрываю с кустов созревшие до красноты сливы, плююсь косточками и стреляю по сторонам глазами. Около двух часов Шахид старательно заносит данные прописки, место и время рождения, детей и всех живущих по адресу.

Он искренне и тихо по-мужски радуется проделанной работой, сообщая мне, что осталось проверить всего две улицы. Но я выше этого и даже не переживаю о каких-то записях в собственном паспорте, придуманных нашими министрами и здесь немилосердно от нас требуемыми. Это не Россия, здесь за каждую буковку, на которую ты отвлечешься на минуту, можно поплатиться продырявленной головой. Я открываю Воину свою маленькую тайну стопроцентной полноты такого же паспорта. Все население моего 20-го участка, собранное в ней с шести улиц: Украинская, 1-я Украинская, 2-я Украинская, Белорусская, 1-я Белорусская, 2-я Белорусская, от первого до последнего человека взято с потолка, придумано мною на досуге и занесено на худую, дешевую бумагу моего паспорта. Ни много ни мало около тысячи человек. Обошел я свой участок всего за три дня сидения в заспанном кубрике общежития. Воин впечатлен моей смекалкой и с интересом спрашивает:

— А если проверят?

С полной уверенностью в правде своих слов я весело отвечаю:

— Не проверят. Если бы ты был минимум капитаном и сидел в республиканском МВД, что нас контролирует, то ты бы поехал на 20-й участок, который так далеко за городом и где так часто появляются боевики, проверять записи какого смертного русского участкового?

Воин и сам понимает, что задал глупый вопрос, и, широко улыбаясь, твердо и уверенно произносит только одно:

— Нет.

— Вот и я про что говорю.

Забравшись в самый конец улицы, мы обрываем с кустов сладкую рубиновую черешню. Дерево одиноко торчит среди раскаленных от зноя дворов. Здесь так тихо, что слышно, как трутся друг о друга листья. На сотню метров вокруг нет ни одного жилого двора, нет ни одного живого человека. Закатанная асфальтом, опустевшая дорожка уходит дальше в завалы неподвижного хаоса, исчезает под обломками брошенных наземь крыш, ползет сквозь одичавший кустарник сонной улицы.

Какая дикая, непередаваемая красота прошедшего урагана большой войны замерла в этой жестокой, смертобойной старине отлетевших грозных лет! Утопленные в земле жилища еще помнят перебегающие редкие цепи пехоты, гусеничный лязг танков и тяжелую артиллерию обоих штурмов…

Дым, пожары и пепел пришли сюда, в город Грозный, нашу русскую крепость Грозную, заложенную терскими казаками в начале девятнадцатого века.

Неподвижный, перегретый сорокаградусной жарой воздух, как грустный страж общей беды, молча стоит рядом с нами.

Не наевшись досыта, из-за нехватки времени, черешен и слив, мы возвращаемся в отдел.

Ни дня без Рамзеса Безобразного!

В этот раз кто-то шепнул ему, что где-то за Минуткой неизвестные злодеи разбирают трамвайные пути, а рельсы сдают на рынке черного металла. Неслыханная в наши дни наглость! Я, Воин Шахид, Сириец, Шах и Киборг направлены Безобразным на двух машинах на поиски злодеев с заданием — организовать их доставку в отдел, где Рамзес рассмотрит возможность привлечения их к уголовной ответственности за кражу государственного имущества.

Ни чеченцы, ни я не собираемся шевелить и пальцем в темных делах Рамзеса. Никакого уголовного дела собрать он не сможет и не даст этого сделать нам, а Тамерлана в отделе нет. Закончится это все тайными переговорами с задержанными и роспуском их по домам.

Не обнаружив за Минуткой ни единой живой души, мы около получаса стоим перед воротами отдела, не спеша в нем показываться.

На вечернем построении Безобразный выговаривает, что с такими неторопливыми сотрудниками, как мы, скоро всю Чечню разнесут по косточкам:

— Скоро не только рельсы, скоро землю из-под вас таскать будут и продавать! А вы так и будете стоять смотреть!

10 июня 2004 года. Четверг

В 06.00 всю службу МОБ из ГАИ, ППС и участковых Рамзес Безобразный выводит на рынок 8-го Марта, который якобы сегодня по его безоговорочному решению подлежит полному сносу и уничтожению.

Рамзес за короткое время своего бездумного правления успел договориться с администрацией района о судьбе рынка, как не отвечающего санитарным требованиям, стихийно здесь возникшего и вообще полностью незаконного. На самом же деле вся беда этих стариков, женщин и детей, промышляющих на скудный кусок своей послевоенной жизни торговлей у лотка, заключается в том, что они никак не желают приобрести в администрации района необходимые документы, которые некоторым даже не по карману. Дикие цены и дни бестолковых мытарств стоят за этими разрешениями на торговлю. Но не меньший грех чеченцев заключается в том, что они до сих пор не пришли изъявить покорность новому баю районного ОВД Рамзесу Безобразному.

Конечно, если смотреть со стороны порядка и закона, рынок давно нужно ликвидировать. Но с человеческой стороны все же можно пойти на компромисс и оставить людей в покое.

До самого обеда по всему рынку курят, плюются, перекидывают с плеча на плечо оружие русские и чеченские милиционеры. Всем глубоко плевать на распоряжение Рамзеса, и мы сквозь пальцы смотрим на выкладывающих свой товар людей. Прошли первые часы их буйного негодования, возмущения и удивления, прошли минуты их короткого и жалкого похода в администрацию, что приткнута здесь совсем рядом, у стен нашего отдела. Трусливые ее работники, оправдываясь и перекладывая с себя на милицию всю вину, виновато обещали рассмотреть их жалобу и наконец-то узаконить деятельность рынка, не преминув указать, что для этого надо сначала заплатить кучу разных налогов.

В 14.00 подъезжает запоздавший на полдня бульдозер и на самом краю сносит три самых бесхозных и грязных лотка. Вековая пыль медленно оседает над гнилыми обломками иссохших досок.

С обеда и до самого вечера я сплю. Результатов работы сегодня никаких, и я иду на крайние меры. За полчаса до построения составляю два административных протокола на шляющегося в углу комнаты Магомеда. Сегодня он не там перешел проезжую часть, а кроме того, жил без прописки в Грозном уже больше года. Магомед покорно расписывается под своим приговором и тут же растворяется в прокисшем воздухе каморки, как никогда не существовавшая на земле личность. Я показываю протоколы начальству, а потом сжигаю их на заднем дворе.

В Ленинском районе города обнаружен схрон из 12 килограммов пластида, 8 автоматов Калашникова и 15 «ВОГ-17».

Из города, закончив срок своей службы, ушли биробиджанский ОМОН 26-го блокпоста и приморский СОМ 31-го блокпоста. Оба блока остались оголены.

11 июня 2004 года. Пятница

Вялые, ленивые от тишины сонного кубрика, в порядке постоянной очередности друг за другом поднимаются Сквозняк, Ара и Опер. Я всегда просыпаюсь первым, так как не в силах начать день на голодный желудок, и бужу Сквозняка громыханием в кастрюле металлической ложки. Старый Сквозняк долго пыхтит и фыркает у самодельного умывальника в углу комнаты, после чего, сидя на кровати, громко сопит и вздыхает. Мы тихо ненавидим в такие минуты старого участкового и напрасно пытаемся спрятать головы под подушку. От его всплесков и пыхтения просыпается Ара, который первым делом проверяет наличие у

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату