пэпээсниками убываю в личное распоряжение Великого и Ужасного Рамзеса Безобразного. Через пять минут мы уже едем на Окружную, где замечена разборка домов. Задача наша проста: найти, задержать, обезвредить, доставить Рамзесу. Нагруженный кирпичом «КамАЗ», водитель которого замешкался и не успел скрыться, под конвоем едет к отделу. По пути на водителя нагоняет страха сидящий на пассажирском сиденье пэпээсник Серый:
— Сдадим мы тебя самому Рамзесу Безобразному! Он-то — не мы, — долго с тобой разговаривать не будет. Тюрьма теперь тебе точно обеспечена…
Задержанный еще пытается исправить положение:
— А может, это… Ну, может, надо ему чего?..
Но Серый сразу же пресекает любую дачу взятки.
— Это бесполезно. Да и денег у тебя вряд ли хватит. Он у нас… жадный…
Виноватое лицо чеченца, запуганного по дороге расправой, бледнеет, когда к нему походкой минимум президента Чечни подкатывает на косолапых ногах Безобразный. Водитель принимает его за начальника отдела. Чавкая вечно набитым чем-то ртом, Рамзес уводит несчастного в кабинет.
Не дожидаясь, чем закончится эта история, оставив товарищей, я ухожу в общагу.
На построение меня будит обстоятельный и ворчливый Сквозняк. Он, принявший очередную порцию горяченького, долго пыхтит перед порогом, завязывая шнурки. Вдвоем мы спускаемся на плац и последними встаем в строй.
19 июля 2004 года. Понедельник
Вечер 18-го. С наступлением тьмы мы с контром Чудовищем собираемся в комендантский ночной патруль на Минутку.
Маленький, коренастый гаишник пропадает в Чечне уже второй год. Он твердо решил прослужить три и вырвать у государства обещанную им квартиру в родном своем северном городке. Чудовище весел, находчив, в меру благороден, остр на слово, храбр, надежен в деле, но вместе с этим невыносим. Его громкий звонкий голос наполняет по вечерам наши уши. Его руки, крепкие и цепкие, в разгаре очередного веселья суют свои пальцы нам под ребра, дергают за носы, тащат из зазевавшихся рук автоматы. Чудовище — душа компании, организаторские его способности велики. Кроме того, он не дурак выпить.
В свои тридцать с небольшим он уже успел дважды жениться и развестись. Квартиры в обоих случаях оставил женам.
Запакованные в разгрузки, навьюченные боеприпасами, одетые в зеленый и белый камуфляжи, мы выходим из ворот отдела. Стоящий на посту чеченец желает удачи.
Дела до нас в принципе нет никому. В урочный час мы просто должны быть в комендатуре, но доставлять туда никто никого не собирается. Дежурный советует найти попутку, так как в отделе нет бензина. Ее мы находим быстро.
Первый же водитель, завидев в темноте на дороге двух военных с оружием, прилежно останавливается и протягивает для проверки документы. Узнав, что нам нужно просто доехать, и услышав русскую речь, он как-то спокойно радуется и открывает двери:
— Я думал, пост выставили. У меня тут с документами на машину не все ладно. Еще и русские. В прошлый раз ехал, наши, чеченцы, остановили. Два часа из-за пустяка держали…
Я усмехаюсь и констатирую факт:
— Да, вашим иногда трудно и что-то простое объяснить.
Чеченец быстро кивает:
— Во-во! Это точно! Если с русским еще можно о чем-то договориться, то с чеченцем почти никогда.
В комендатуре, в ожидании подхода армейского наряда из близкой воинской части, худощавый, с живыми голубыми глазами подполковник поит нас каким-то контрабандным кофе. Черная горячая жидкость пленительно переливается в белом фарфоре чашки, течет по высохшему горлу. Неторопливо, словно вино, мы тянем густой напиток, поглядывая на время. С каждой минутой все больше и больше хочется спать.
Два «восьмидесятых» БТРа вкатываются на площадку перед воротами. Во дворе дает последние наставления комендант:
— Вы там сильно не геройствуйте, никуда не лезьте. Сами знаете, если что, виноватыми останетесь именно вы… Мне большие цифры проверенных вами машин не нужны, лучше тихо-спокойно, да живыми. Беречь себя. Удачи!
Два офицера-армейца, парни моего возраста, на всякий случай интересуются, как именно будем нести службу. Находчивый Чудовище поднимает палец вверх и предлагает для начала взять побольше пива. В полночь, выжимая из БТРов всю мощь, мы несемся на броне через ночной город в ближайший круглосуточный магазинчик за пивом.
Магазинчик этот находится через дорогу от какой-то большой воинской части. Неслыханно удобно и выгодно! Большая часть его прибыли растет именно ночью, когда жаждущая промочить горло солдатня, тайком от своих суровых командиров, упорно лезет через колючую проволоку ограждений со скомканной в руках хрустящей бумажкой. Порой из этих самых самоволок какой-нибудь нерасторопный воин, сплоховав и попавшись старшему офицеру, уже на следующий день едет домой. Порой просто пропадает без вести, попадая в плен, или гибнет на месте от нелепой пули своих. Но, несмотря ни на что, эта народная тропа в соблазны алкогольных наслаждений не зарастает ни на одну ночь.
Через полчаса, развалившись в сложенном таксистами на обочине навесе, обложившись бутылками коричневого хмельного напитка, мы наплевательски-безответственно несем на Минутке опасную службу. Броня наша загнана в самые отдаленные кусты площади, спрятана от посторонних глаз громадными руинами. Уставшие от службы, расставленные по постам солдаты, съежившись на земле от неудобства, чутко спят в душистых густых травах и по очереди вскакивают опорожнить простывшие мочевые пузыри.
От кофе, которым напоил нас подполковник комендатуры, начинает подводить пустые кишки. Изжога распиливает меня изнутри на части, сгибает пополам. Я втайне завидую пьющим Чудовищу и лейтенантам. Мое участие в их попойке ограничивается какой-то дешевой минералкой, что не только не помогает беде, но, наоборот, усиливает боль еще сильнее. Чудовище, никогда не пропускающий случая съязвить, лезет мне пальцем под ребра и шипит:
— Это все от жадности! Ты и не пьешь от жадности. Вот заплатил бы на двадцать рублей больше и пил сейчас пиво, а не минералку. Живот-то бы и не болел!
Первые капли дождя, невесомые и неразличимые, мягко прикасаются к нашим шершавым ладоням, вспыхивают и гаснут на гладкой поверхности брони. Без грома и молний теплый летний дождь спускается на стреляющий Грозный, плывет по граниту его выгнувшихся развалин. Невдалеке жужжат трассеры.
Сомкнув на оружии руки, уставив глаза в темноту, мы сидим. Кажется, сама вечность остановилась. Грозный — город, в котором нет смысла считать часы, дни и даже годы. Они невозвратны, они состоят из худой, завшивленной, пропитанной болью жизни. Он вечен, этот город, этот Грозный, в котором никогда не перепутать правду с ложью, в котором так много холодной тьмы и так мало доброго света. Нужен ли он мне, этот город? Достоин ли я его?.. Память о прошлом, злая память о жестоком прошлом, привела меня сюда. Она давила меня все эти годы, гнала каждый день обратно, сушила душу. И я так боялся опоздать сюда. А еще больше я боялся все забыть.
Когда я вернусь с этой бесконечной войны, в первый же день я просто напьюсь. Напьюсь так, как никогда не пил в своей жизни. Напьюсь водкой, как чем-то добрым, живительным и чистым. А потом я просто умру. И со мною умрет моя память. Тихо, не помешав никому и ни о чем не сожалея. Это будет только там, в России, не здесь. Что-то еще должно произойти, что-то важное именно здесь, то, до чего нельзя пить. Моя первая пьянка будет последней, я знаю точно. Я застрелюсь. Это уже давно снится мне ночами, об этом я думаю каждый прожитый здесь день.
Счастливее всех оказались те, кто не вернулся отсюда.
Куда бежать от самого себя? Какой край земли есть на земном шаре, куда не дотянутся корявые
