Непонятною завистью ранена,Наслаждалась душа,—Душа горожанина,У которой так широки берега наслажденьяОт «Золота Рейна»До звериного гиканья девок…<1911>Кривцово
За сверхформенно отросшие волосьяТретий день валяюсь здесь во тьме.В теле зуд. Прическа, как колосья.Пыль во рту и вялый гнев в уме. Неуютно в черном помещенье…Доски жестки и скамья узка,А шинель скользит, как привиденье,—Только дразнит сонные бока. Отобрали ремешок мой брючныйИ табак (ложись и умирай!),—Чтобы я в минуты мути скучнойНе курил и не стремился в рай. Запою ль вполголоса, лютея,Щелкнет в дверце крошечный квадратИ, светясь, покажется, как фея,Тыкволицый каменный солдат. «Арестованному петь не дозволятца»,Ротный, друг мой, Бурлюков-мурло!За тебя, осинового братца,Мало ль писем я писал в село?.. Оторвал зубами клок краюхиИ жую противный кислый ком.По лицу ползут, скучая, мухи,Отогнал — и двинул в дверь носком. «Черт, Бурлюк! Гнусит „не дозволятца!“,Ишь, завел, псковской гиппопотам»…Замолчал. А в караульной святцыСтал доить ефрейтор по складам. Спать? От сна распухло переносье…Мураши в коленях и в спине…О, зачем я не носил волосьевПо казенной форменной длине! Время стало. В ноздри бьет опойкой…Воздух сперт, как в чреве у кита!Крыса точит дерево под койкой.Для чего я обращен в скота? Во дворе березки и прохлада.В горле ходит жесткое бревно…«Эй, Бурлюк! Веди скорее… Надо!»Эту хитрость я постиг давно. Скрип задвижки. Контрабасный ропот: «Не успел прийтить, опять веди!»Лязг ружья. Слоноподобный топотИ сочувственно-угрюмое: «Иди!»<1911>
Чахлый классный надзирательРепетирует ребят:Бабкин, черт, стоишь, как дятел!Грудь вперед, живот назад…Смирно! Смирррна!! Не сморкайся,Индюки, ослиный фарш!Ряды вздвой! Не на-кло-няйся.Бег на месте. Бегом… аррш!!