«Нью-Йорк таймс»:
«Согласно информации, поступающей по абсолютно надежным каналам, правительство нацистской Германии, по-видимому, находится в курсе научных исследований, проводимых в американских лабораториях, и предложило самым крупным своим ученым сконцентрировать их усилия на решении этих же проблем. Стало известно, что каждый германский ученый в этой области (физики, химики и инженеры) получили указание отложить все другие работы и заняться исключительно решением этой задачи. Сообщают, что эти ученые выполняют порученное задание с утроенной энергией в лабораториях Института имени Кайзера Вильгельма в Берлине».
В это же время, то есть летом 1942 года, начинают поступать сообщения о развитии ситуации в Америке. Уже нет сомнений в том, что нацисты и англичане с американцами включились в гонку вооружений, победитель которой может выиграть войну и завоевать весь мир. Если Советский Союз не примет участия в этом соревновании, то его или уничтожат нацисты, или в лучшем случае после войны американцы и англичане будут властвовать над ним. Итак, пришло время действовать.
Первое, что нужно было сделать, это собрать совещание ученых. Сталин поручил Берия связаться с контингентом физиков и химиков, имеющих отношение к проблеме, и собрать их на специальное совещание Государственного комитета обороны. Повестка дня совещания состояла из одного пункта: «Состояние работ по созданию атомного оружия в Советском Союзе». Приглашены были Абрам Иоффе, Петр Капица, Виталий Хлопин, Николай Семенов и Владимир Вернадский. Заседание состоялось в Кремле осенью 1942 года, и при этом велся протокол. К сожалению, он до сих пор находится в архиве Президента России и недоступен. Однако мы располагаем записью Леонида Квасникова, получившего первоначальный вариант протокола от генерал-майора Николая Павлова, который был одним из помощников Курчатова. На основе этой записи можно попытаться восстановить ход совещания.
Первым взял слово академик Иоффе:
— Товарищи ученые. Приступая к разработке этой научной и технической задачи чрезвычайной сложности, мы видим только один позитивный фактор: мы знаем, что решение проблемы атомной бомбы существует, и оно реально. Но негативные факторы намного многочисленнее. Англичане собрали ряд самых видных мировых ученых в области ядерных исследований. Вы знаете их имена: Нильс Бор, Отто Фриш, Рудольф Пайерлс, Ганс Хальбан, Лев Коварский, Джозеф Ротблат и Франц Симон, не говоря уже об англичанах Фредерике Линдемане, Джоне Кокрофте и Джеймсе Чедвике. Мы располагаем меньшим числом специалистов такого калибра, и на каждого из них возложено две функции: работа по своему научному направлению и работа по военным заданиям. У англичан имеются крупные научные центры в Оксфорде, Бирмингеме, Кембридже и Ливерпуле. Сегодня у нас мало центров такого масштаба, а те, которые есть, пострадали от войны и находятся в плохом состоянии. Английские ученые могут опереться на мощную промышленную базу. Наша промышленность намного слабее и сильно дезорганизована условиями войны. Научное оборудование распылено по разным комиссариатам и фактически непригодно к работе.
Сталин перебил его:
— Вы — ученые, и вам не следует опускать руки. Конечно, было бы намного удобнее, если бы не было войны. Вам следует это понять, а не хныкать, как товарищ Иоффе. И не забывайте, что в Советском Союзе вы располагаете двумя большими преимуществами: первое — это общественная система с ее способностью организовать и мобилизовать ресурсы. Второе — это наши ученые, которые проинформировали меня о том, что этот уровень уже достигнут нашей наукой в ядерной области.
Обычно Сталин был немногословен, предпочитая острые вопросы, краткие заключения и общее руководство совещанием. Но когда он находил нужным и был в настроении, мог рассуждать долго, как в этот раз.
— Несомненно, первые шаги в создании нашей атомной бомбы будут трудными, но наша задача — преодолеть этот этап. Потребуются большие усилия, крупные затраты средств и участие большого числа людей. Нужно будет решить много задач в промышленности и новой технологии. Нам придется поставить на ноги наши научно-исследовательские институты, организовать производство нового научного оборудования и установок для экспериментов. А пока все это будет делаться, товарищу Берия придется более эффективно использовать имеющийся в его распоряжении научный потенциал. Если он сможет заботливо и уважительно руководить этими учеными, подбодрить и поддержать их, и особенно их организовать, тогда я уверен, что мы сможем сделать многое одновременно, быстро и с минимальными затратами.
Больше не о чем было говорить. Сталин принял решение, и Советский Союз включился в реализацию проекта по созданию атомной бомбы. Присутствовавшим в зале ученым предстояло своим прямым участием или косвенно поддерживать реализацию этого проекта. Время критики прошло. Но Сталин еще не кончил говорить.
— Я хорошо понимаю, что создание супербомбы потребует крупной правительственной программы. Мы ее подготовим, невзирая на трудности военного времени. Наша первая задача заключается в том, чтобы развить соответствующие отрасли промышленности и добиться их эффективной работы. Вторая задача — в том, чтобы разработать прямые и низкозатратные технологии. Ключевые руководящие позиции в крупных научных коллективах должны занять самые компетентные исследователи, и работа должна вестись в соответствии с жесткими планами. Необходимо предупредить управленцев в министерствах и правительственных ведомствах, что эти руководители по данному конкретному направлению им не подчиняются и сами определяют условия своей работы.
Набросав схематичный план перед слушавшей его с затаенным вниманием аудиторией, Сталин резко закончил выступление и сменил тон. Всемогущий диктатор превратился в скромного собеседника и даже в дружелюбного коллегу.
— Ну а теперь, — произнес он, — я хотел бы послушать вас. Сколько времени, по вашему мнению, потребуется на все это мероприятие?
Академик Иоффе вызвал недовольство Сталина тем, что занялся перечислением трудностей, связанных с этим проектом, но он был ученым, а не дипломатом. В этих обстоятельствах он честно высказал свое мнение в отношении предполагаемой длительности работ по проекту. Создание атомной бомбы, по его мнению, могло потребовать от пятнадцати до двадцати лет. Он не видел возможностей сократить этот срок и облегчить достижение цели.
Снова проявив недовольство, Сталин сдержал свое раздражение:
— Нет, товарищи ученые, такой график работы нам не подходит. При любом состоянии вещей вам придется распределить ваши таланты и энергию более рационально. С нашей стороны мы сделаем все возможное, чтобы облегчить вам выполнение этой задачи. Мы можем помочь вам разными способами. Например, мы можем предоставить вам недостающую информацию. Скажите только товарищу Берия, какие сведения вам потребуются и откуда. Это позволит радикально ускорить вашу работу.
Был задан вопрос о том, возможно ли будет получить информацию из-за границы с учетом того, что атомные исследования там засекречены, а научные журналы прекратили публиковать статьи на эти темы.
— Это не должно вас беспокоить, — ответил Сталин спокойно и уверенно. — У нас есть кому заняться такими вещами.
Без сомнения, при этом намеке Сталина Берия почувствовал прилив гордости, хорошо зная, даже если ученые были об этом в неведении, откуда должны были прийти эти сведения.
— Теперь, — произнес Сталин, — нам нужно решить, кто будет научным руководителем проекта.
Он уже решил, что во главе проекта нужно поставить Иоффе, несмотря на высказанные им опасения. Как ни оценивай, но Абрам Иоффе был самый видный физик в СССР. Все его уважали и хорошо бы работали под его руководством, как со многими это уже и происходило в прошлом. А если он будет недостаточно активным, то Сталин и Берия всегда смогут его подстегнуть.
— Это должен быть, — продолжал Сталин, — первоклассный ученый и прекрасный организатор. Именно по этой причине я называю кандидатуру товарища Иоффе. Я считаю, что если мы назначим его научным руководителем, то он сможет преодолеть все трудности проекта. Он энергичен, способен отделить главное от второстепенного и умеет четко формулировать свои требования и решения.
