— Что ты имеешь в виду?
— Прекращение связи с агентурой. Скажите, кто мог бы быть инициатором такого необдуманного указания?! И кто такой этот Петров?
Фитин, прижав указательный палец к губам, остановил его, затем взял карандаш и размашисто написал на листке бумаги: «Прошу быть поосторожнее в своих высказываниях. Тут, как и в Нью-Йорке, окружающие нас стены могут тоже иметь «уши».
Прочитав, Квасников взял у Фитина карандаш и на том же листке скорописью нацарапал: «Спасибо, я понял. Но все же кто?»
Фитин снова черкнул: «Это человек Л. П. Б. — Меркулов. Он и подготовил это указание по приказу Л. П.».
«Но почему не сведущие в разведке люди бесцеремонно вмешиваются в ее тонкие дела?»
Фитин: «По-моему, так было всегда».
Прочитав, Квасников вернул записи генералу, тот зажег спичку, сжег скомканный листок над пепельницей, затем осторожно собрал пепел и сбросил его в коробку, лежавшую на дне сейфа. И, подмигнув собеседнику, Фитин уже официальным тоном заметил вслух:
— Лишь крайние обстоятельства, Леонид Романович, заставили нас направить в загранточку такое указание. И продиктовано оно было стремлением сохранить закордонные источники для дальнейшей работы с нами.
— Но вы же прекрасно знаете, в разведывательном процессе не бывает и не должно быть никаких перерывов. Не могу себе представить, как можно прекращать работу таких связников, как Лесли и Раймонд. Я настоятельно прошу вас, Павел Михайлович, понять меня правильно: Лесли нельзя отстранять от работы с нами. Да и Луиса тоже, если он приступил к работе. Они же этим живут! Сказать, чтобы они прекратили работу с нашими помощниками, — это просто глупо! Мы так можем навсегда потерять их для разведки!
— Не надо нервничать, Леонид Романович. Мы постараемся сделать все необходимое для этой пары. Яцкову подготовьте телеграмму, чтоб он оказал им материальную и моральную поддержку. Я со своей стороны обещаю вам сделать все, чтобы «Волонтеры» не выключались из разведывательного процесса. Что касается указания, — Фитин развел руками и улыбнулся: мол, не взыщи, мы все ходим под Берия и Меркуловым! — то его надо выполнять… Вопросы есть?
Какие после этого могли быть вопросы!
На другой день Яцкову была направлена шифротелеграмма:
«Сов. Секретно
лично т. Алексею
Полученные от Млада, Чарльза материалы заслуживают высокой оценки.
Лесли в порядке исключения разрешено до конца года проводить самостоятельные заплывы.
Луиса постепенно готовьте к работе в нелегальных условиях. По-прежнему не снимается с вас вопрос об организации приемопередаточного пункта разведматериалов. Подумайте с Луисом о возможности использования в этих целях торговой лавки его отца, партнером которого он мог бы стать сам.
Работа с другими источниками должна вестись согласно предыдущей директиве.
Виктор».
Прочитав последнюю фразу телеграммы, Яцков пришел в недоумение, поскольку работу с другими источниками вести было невозможно. Тем не менее он по-прежнему сохранял спокойствие и, как всегда, действовал осторожно. Он понимал, что требование Центра ужесточить меры безопасности было обоснованным. Умонастроение «средних американцев» менялось. Люди, питавшие чувство симпатии к Советскому Союзу, рисковали подвергнуться общественному остракизму или лишиться работы, особенно если они были заняты в государственном секторе и оборонной промышленности.
Читатель может задать вопрос: почему же Коэны продолжали после войны сотрудничать с советскими спецслужбами? В конце концов, они сделали все от них зависящее, помогая СССР получать информацию решающего характера для его национальной безопасности. После сокрушительного разгрома нацистской Германии Россия продолжала оставаться великой державой и господствовать в своей сфере влияния. Что же побуждало Коэнов тайно работать на Советский Союз? Ответ на этот вопрос содержится в воспоминаниях Леонтины, написанных в 80-х годах:
«Доподлинно известно, что сразу же после окончания войны политика Америки в отношении России резко изменилась и стала враждебной. Причина такого поворота очевидна: пока шла война, американские монополии получали баснословные прибыли, но как только она закончилась, они поняли, какими бедами грозит для них урезание военных расходов. Это могло обернуться полным развалом экономики. Кроме того, вчерашние союзники пришли к поспешному выводу: они решили, что Советский Союз не в состоянии преодолеть трудности послевоенного восстановительного периода, поскольку он понес колоссальные материальные и человеческие потери. Но вопреки их ожиданиям Россия принялась энергично возрождать разрушенную войной экономику и уверенно идти по пути прогресса. Россия была державой- победительницей, и ее роль на международной арене постепенно возрастала. Все это, разумеется, не устраивало правящие круги Америки.
Чем яснее империалисты осознавали, что престиж Америки падает, тем больше они боялись возвышения СССР. Вот почему они настойчиво рассказывали всему миру байки о «советской угрозе» и способствовали распространению военного психоза…»
Мы оставляем эти слова без комментариев и приводим их только как пример послевоенного умонастроения Леонтины и как объяснение мотивов, побудивших ее продолжить сотрудничество с Советами.
«Я узнала об этом от Герберта, агента, с которым раньше поддерживала связь. Сведения, которые я получала от него, были настолько серьезными, настолько важными, что они буквально жгли мне руки. Но я не могла передать их Джонни: он отказывался встречаться со мной, хотя я настойчиво его об этом просила. У меня и у моего мужа сложилось впечатление, что отныне никто больше не нуждался в нас. Естественно, это нам не нравилось, поскольку мы связали нашу судьбу да и саму жизнь с советской разведкой. Помимо всего прочего, было слишком опасно хранить у себя дома свежую информацию, исходящую от человека, принадлежащего к американским спецслужбам. С течением времени эта информация теряла свою ценность, что нас очень удручало.
В конце концов я пренебрегла соображениями безопасности, так как мне необходимо было срочно увидеться со своим связным, и, изменив голос, позвонила Джонни в консульство из телефонной будки… Он тут же узнал мой голос и не стал ловчить, ходить вокруг да около. Он произнес обусловленную фразу, назначив мне встречу на углу 12-й улицы Бродвея. Однако не знаю уж по каким причинам, но он не пришел…»
Вот как о том же эпизоде рассказывает Яцков:
«Действительно, в тот момент я не имел возможности встретиться с Лесли. Проблема заключалась в том, что я заметил за собой слежку. Когда я шел по улице, машина, в которой сидели агенты ФБР, все время ехала рядом с тротуаром. Я отчетливо видел ее отражение в витринах многочисленных магазинов этого квартала. Потом я стал останавливаться перед витринами, там, где были припаркованы машины, что мешало моим преследователям наблюдать за мной. Как только они немного отстали от меня, я тут же скрылся в метро. Однако я уже потерял тогда слишком много времени и опоздал на назначенную явку. Так или иначе, но она состоялась на следующий день. Лесли передала мне очень ценные материалы, полученные от нескольких агентов: Герберта, Фрэнка и Мортона.
Помню, что я поблагодарил Лесли и Луиса и объяснил, почему мы не встречались так долго — это было вызвано заботой об их безопасности.
