Суд
Питер. Полиция поместила Бена и меня в одну камеру. А Хелен — в другую. И мы стали ждать суда в Олд-Бейли. В это время у нас не было адвоката. Мы знали, что адвокаты, с которыми имели раньше дело, откажутся нам помогать. Мы понимали это. У нас с Беном была возможность поговорить, он сказал, что поручил своему адвокату найти адвоката и для нас.
Один и тот же адвокат не мог заниматься нами обоими.
Интервьюер. Выходит дело, в полиции знали, что вы были знакомы. Но Хелен же отрицала всякую связь с Беном. И вы тоже отрицали, что знали Бена.
Хелен. Да, так мы говорили сначала.
Интервьюер. Но, попав в тюрьму, вы были вынуждены признать, что знакомы с ним?
Питер. Ну и что такого? Конечно, я мог говорить нечто подобное сначала, однако я не утверждал, что совсем не знал его. Он приходил к нам как клиент — покупатель книг, и только. Мы потом изменили показания. Понимаете? Но мы ничего не знали о Джи и Хаутоне. Мы не знали, кем они были. Судебный процесс открылся как раз перед пасхальными каникулами. Большую роль в нем сыграл лорд Паркер. Он сделал все от него зависящее, чтобы процесс завершился до Пасхальной недели, поскольку судьи хотели разъехаться на каникулы. Пасха — большой праздник, и они хотели завершить процесс накануне его. Они ловко взялись за дело. Процесс длился ровно восемь дней. Когда он закончился, случился скандал. Когда я сказал, что хочу увидеться с Хелен, два охранника схватили меня, чтобы увести силой. Они выкрутили мне руки, прижали голову к груди и поволокли меня в камеру. Там я увидел Бена. Нас вновь поместили вместе, понимаете? Через час или немного позже они повели меня на свидание с Хелен. Свидание происходило в другой комнате. В следующий раз я увидел ее только…
Хелен. Через полгода.
Питер. Да, только через полгода.
Тюрьма
Питер. В Манчестере была огромная тюрьма, рассчитанная на четыре тысячи заключенных. Заключенные спали даже в коридорах. Катастрофически не хватало места. В одной трети камер заключенные спали по трое. Камеры были опрятными. Стены возведены из огромных, очень прочных камней. А поскольку нас приговорили к двадцати годам, то я находился в камере один. Хелен увезли в Бирмингем. Ее тоже поместили в одиночную камеру.
Итак, как я вам сказал, я находился в Манчестере. Я оставался там до 1963 года. Должен отметить один весьма примечательный инцидент. Примерно полгода спустя заместитель начальника тюрьмы вызвал меня к себе в кабинет и сказал: «Вас хочет видеть сотрудник американских спецслужб. Вы хотите встретиться ним?» Он произнес именно эти слова. Я немного подумал и ответил: «Нет, мистер. Совсем не хочу». Я заметил, что мои слова принесли ему облегчение. Он даже как-то расслабился. Думаю, что все это подстроили британские спецслужбы. Он сказал: «Ладно. Вы можете быть свободны, Крогер». И я вернулся в камеру.
Интервьюер. Расскажите и вы, Хелен, о вашей беседе с начальником тюрьмы.
Хелен. О, это очень интересно. В один прекрасный день начальник тюрьмы пришел ко мне в камеру и спросил: «Крогер, могу ли я задать вам вопрос?» — «Конечно», — сказала я. «Объясните, пожалуйста, что происходит. Вот вас я могу понять. Вы принадлежите к рабочему классу. Но Филби, Маклин, Бёрджесс, они ведь выходцы из высших слоев общества. Аристократы. Что же заставило их примкнуть к коммунизму?» — «Послушайте, — сказала я, — по всей видимости, вы не читали Карла Маркса. Он говорил, что лучшие сыны и дочери страны, если они любят свой народ, сделают все, что в их силах, чтобы наступил социализм». Он как-то странно посмотрел на меня и вышел…
Дело
Питер. Когда в мае 1988 года Горбачев приехал в Париж и встретился с президентом Франсуа Миттераном, тот преподнес ему в подарок два тома. Вы могли это видеть по телевидению. Эти два тома представляли собой старинное издание трактата Монтескьё «О духе законов». Там говорится о международных отношениях. В данном трактате проблема впервые была изложена в систематизированной форме. Монтескьё говорил о правах человека.
Хелен. Не хочешь ли ты сказать, сколько стоит сегодня эта книга.
Питер. Да, я рискну назвать приблизительную цену. Конечно, я могу ошибиться, но не намного. На одном из лондонских аукционов цена этого трактата достигла пятидесяти тысяч фунтов стерлингов. Я был счастлив, что Миттеран подарил эту книгу Горбачеву. Мы, безусловно, нуждаемся в… как это говорится? В правовом государстве. Это совершенно необходимо для перестройки, демократии, гласности.
Интервьюер. Скажите, сейчас, когда международные связи претерпели такие большие изменения, когда изменилось отношение мира к Советскому Союзу, изменилось ли что-либо в вашей жизни? Например, ваше отношение к Советскому Союзу?
Хелен. Нет, нет, мы сохранили нашу веру. Советский Союз силен! Советский Союз силен! Это будет стимулом для всего мира, для рабочего класса всего мира.
Питер. Во время визита Горбачева был показан фильм о молодом, 25-летнем французском революционере, который был секретарем Робеспьера. Робеспьер говорил Сен-Жюсту, что хотел бы удалиться от дел. Робеспьер был вождем революционеров. Сен-Жюст, этот молодой 25-летний интеллектуал, сыгравший огромную роль в принятии первых десяти статей французской Декларации права человека и гражданина, говорил ему: «Если ты революционер, то ты никогда не останавливаешься и идешь до конца». Вот так. Я не повторяю эти слова точь-в-точь, но именно такое чувство возникло у меня, когда вы задали этот вопрос. Конечно, мы знали о марксизме далеко не всё. В Испании, например, я читал работу Сталина «Основы ленинизма». Когда я закончил, я сказал себе: «Вот теперь я знаю, почему стал марксистом, революционером».
Интервьюер. Знали ли вы Андропова лично?
Хелен. Да.
Питер. Мы получили из его рук две награды.
Хелен. По этому случаю он даже танцевал со мной.
Питер. Он сказал нам очень теплые слова. Он заверил нас, что позаботится о том, чтобы нас не забывали. Возможно, нынешний председатель Комитета госбезопасности Владимир Крючков заботится о нас. С Юрием Андроповым мы встречались дважды.
Хелен. Когда мы получили квартиру, он тоже приходил к нам.
Питер. Мы увидели в нем человека, как говорится, секретаря по призванию. Он хорошо относился к людям. Он беседовал с нами и по-иному заставил нас взглянуть на советскую жизнь. Мы о ней тогда мало что знали. Конечно, мы читали книги, но, как я считаю, очень важно знать людей. С этого момента мы стали изучать окружающую жизнь более внимательно.
В 1984 году я почувствовал, что в стране должно что-то произойти. Перемены уже носились в воздухе. Я заметил, как изменился тон газетных статей, как стали преподносить разные публикации. Люди стали свободнее говорить и свободнее мыслить. Я чувствовал, что возврата к прошлому уже не будет. То, что произошло, то произошло. И мы должны понять это. Но я полагаю, что социализм, да, демократический социализм, тоже возможен.
Последняя встреча с Крогерами
