— Ладно, — сказал Бейли. — Я сейчас отключу эту штуку, если будет трудно — помогите…
Но никакого труда это не представляло.
Аппарат выключился, и Бейли заморгал от внезапного яркого освещения комнаты.
Только потом он осознал, что несколько минут как бы пробыл в космосе, без каких-либо защитных стен, однако его земная агорафобия не активизировалась. Он чувствовал себя вполне хорошо, как только принял как должное свое мнимое несуществование.
Эта мысль смутила его и на некоторое время отвлекла от книгофильмов. Время от времени он поворачивался к астростимулятору и бросал взгляд в космос.
Постепенно Аврора становилась ярче.
Скоро ее уже можно было легко выделить среди других световых точек, а затем и безошибочно. Теперь она росла, и становились видны и ее фазы.
— Мы постепенно выйдем на орбиту вокруг Авроры, — сказал Дэниел, — и фазы будут быстро меняться. Аврора быстрее вращается, чем Земля.
— Да, у нее в сутках двадцать два часа. Это и имеют в виду книги, когда упоминают о метрическом времени?
— Да. Сначала было трудно убедить аврорцев отбросить привычные единицы времени, и они пользовались обеими системами — стандартной и метрической. Но постепенно метрическая взяла верх. Ту же систему приняли все Внешние Миры, даже если она не связана с естественным обращением планеты. Конечно, у каждой планеты есть и местная система.
— Как у Земли.
— Да, но Земля пользуется только первоначальным стандартом единиц времени. Это создает некоторые неудобства для Внешних Миров, когда дело касается торговли, но они позволяют Земле производить отсчет времени по-своему.
— Не из дружеских побуждений, я думаю. Я подозреваю, что они хотят этим подчеркнуть отличие Земли.
Теперь, когда он пользовался астростимулятором, Аврора была у него перед глазами, он смотрел на нее, как на Землю. Он не видел Землю из космоса, но видел множество ее фотографий, и здесь было много общего.
Аврора плыла, медленно поворачиваясь.
Он смотрел на нее достаточно долго, чтобы это заметить. Сначала все казалось неподвижным, статичным нагромождением темных и светлых пятен. Может, эта неподвижность помешала проявлению его агорафобии? Но теперь он видел, что Аврора движется, и понял, что корабль идет по спирали вниз, последней стадии полета перед посадкой. Облака поднялись вверх…
Нет, не облака. Это корабль спускался, и Бейли спускался тоже. Он вдруг ощутил собственное существование.
Он стремглав летел вниз сквозь облака.
Он падал, ничем не защищен, пронизывая телом воздух, на твердый грунт.
Горло его сжалось, стало трудно дышать. Он отчаянно твердил себе: «Ты же закрыт, вокруг тебя стены корабля», но он не чувствовал стен. Он внушал себе: «Если ты и не видишь стен, ты все равно закрыт. Ты заключен в свою собственную кожу», но он не чувствовал кожи.
Это было хуже, чем простая нагота: он был отдельной личностью, сутью ее, ничем не прикрытой живой точкой, непонятно как попавшей в открытый бесконечный мир, и он падал.
Он хотел выключить аппарат, прижал кулак к контрольной грани, но ничего не произошло. Нервные окончания пальцев отключились так, что автоматическое сжатие усилием воли не сработало. У него не было воли. Глаза его не закрывались, кулак не прижимался к грани. Бейли был охвачен и загипнотизирован ужасом, испуг лишил его возможности двигаться. Он видел перед собой только облака, белые, с золотисто- оранжевым оттенком.
Потом все стало серым — и он тонул.
Он не мог дышать. Он изо всех сил старался освободить сжатое горло, позвать на помощь Дэниела, но не смог издать ни одного звука.
Бейли дышал, как после длительного бега. Комната была перекошена, а под его левым локтем была твердая поверхность.
Он понял, что лежит на полу. Перед ним стоял на коленях Жискар. Рука робота, твердая и почему-то холодная, держала правый кулак Бейли. Дверь каюты была распахнута.
Бейли, не спрашивая, понял, что случилось. Жискар схватил руку беспомощного человека и прижал ее к грани куба, чтобы положить конец астростимуляции. В противном случае…
Дэниел тоже был здесь, и лицо его, казалось, выражало боль.
— Вы ничего не сказали, коллега Илайдж. Если бы я сразу сообразил, что вам плохо…
Бейли попытался сделать знак, что понимает. Он еще не мог говорить.
Оба робота ждали, пока Бейли сделает слабую попытку встать, и его тут же подняли, посадили в кресло, и Жискар мягко взял у него включающую пластинку.
— Мы скоро сядем, — сказал он, — и астростимулятор вам, я думаю, больше не понадобится.
— Да, и в любом случае его лучше унести, — добавил Дэниел.
Жискар вышел, а Дэниел сказал:
— Это наша вина, партнер Илайдж. Зная вашу нелюбовь к открытому пространству, нельзя было давать вам астростимулятор, или, если уж дали, оставить вас без пристального наблюдения.
Бейли недовольно покачал головой:
— Не говорите так, Дэниел. Надзора за мной достаточно. Я вот думаю, как будут наблюдать за мной на Авроре.
— Мне кажется, трудно будет позволить вам свободный доступ к Авроре и к аврорцам.
— Именно это мне и следует позволить. Если я хочу узнать правду об этом случае роботоубийства, я должен иметь возможность беспрепятственно получать информацию прямо на месте и от людей, замешанных в этом.
Бейли сейчас чувствовал себя вполне хорошо, хотя и немного уставшим. Поразительно, что интенсивная обработка, которой он подвергся, не вытравила в нем желания курить. Он чувствовал вкус и запах табака, но знал, что это, увы, останется только в памяти. Ни на одном Внешнем Мире не было табака, и если бы он взял его с собой, его уже отобрали бы и уничтожили.
— Коллега Илайдж, — сказал Дэниел, — о возможностях общения вы поговорите с доктором Фастольфом, как только мы приземлимся. Я не уполномочен принимать какие-либо решения по этому вопросу.
— Это я понимаю, Дэниел, но как я буду говорить с Фастольфом, — через специальный вариант астростимулятора с ключом в руке?
— Отнюдь, коллега Илайдж. Вы будете разговаривать с ним лично. Он хотел встретить вас в космопорту.
Бейли прислушался, стараясь уловить звуки и шумы посадки.
Он, конечно, в них не разбирался, не знал механизма корабля, сколько людей на нем, что они будут делать при посадке. Будут ли крики, грохот, вибрация? Он не слышал ничего.
— Вы как будто волнуетесь, коллега Илайдж? — сказал Дэниел. — Я предпочел бы, чтобы вы сразу сказали о любом неудобстве, которое испытываете. Я должен немедленно помочь вам, если вам по каким-то причинам плохо.
Слово «должен» было слегка подчеркнуто.
«Конечно, Первый Закон, — подумал Бейли. — Он так же страдал на свой лад, как я на свой, когда я потерял сознание, а он не мог вовремя предвидеть этого. Нарушение баланса позитронных потенциалов производит в нем тот же дискомфорт и ту же реакцию, как для меня — острая боль. Но откуда мне знать, что есть в псевдосознании робота, и откуда знать Дэниелу, что происходит во мне?»
Затем, чувствуя угрызения совести за то, что подумал о Дэниеле как о роботе, Бейли посмотрел в его
