кармана железную коробку из-под хлородонта, свернул цыгарку и закурил.
— Не желаете за компанию погреться? — протянул он коробку учителю.
Владимир Степанович отроду не курил, но зная, что артельный перекур располагает к беседе, взял табак.
— Э, да вы плохой курец, — улыбнулся парень, когда Моргуненко при первой же затяжке поперхнулся крепким самосадом.
— Давно не курил, решил бросать, — солгал учитель.
— А я без табаку не могу, — тихо, протяжно промолвил парень, и лицо его приняло задумчивое выражение.
Владимир Степанович глянул на собеседника и только теперь заметил на стриженой голове его, чуть повыше виска шрам недавно зажившей раны.
«Видно, из военнопленных», — подумал Моргуненко, но все же спросил:
— Вы не из местных?
— Нет, — буркнул парень, слегка нахмурившись. Видно ему не понравился вопрос.
Владимир Степанович понял и дальше спрашивать об этом счел неудобным. Он украдкой оглядел на себе старомодный костюм деда Григория, в котором походил на полицая или старосту, и подумал: «Кто его знает, как отнесется к подобного рода типам этот, может быть, честный, невольно попавший в беду уралец или сибиряк?»
— Кто у вас тут начальник или заведующий? — нарушил неловкое молчание Моргуненко.
— Таких должностей тут нет, старший у нас лесничий.
— А он есть сейчас?
— Нет, уехал в Саврань. Скоро должен быть.
— Какой он, человек?
— Ничего себе человек, — уклончиво ответил парень и снова принялся за работу.
— Строгий, нет?
— Всяко бывает. Кто хорошо работает, с теми добрый, а кто саботирует — держись. Вчера мне попало от него.
— За что?
— Ушел я самовольно на полчасика, а тут, как на грех, из примарии какой-то приехал. Нужно лошадей запрягать, а меня нет. Ну и… всыпал он мне вожжами.
Парень помолчал, затем пояснил это событие:
— Начальство его уважает, доверяет ему, вот он и старается.
Где-то совсем близко затарахтели колеса.
— Едет! — встрепенулся парень и побежал отворять ворота.
Из-за дубняка выкатила на мягких рессорах пролетка, запряженная парой добрых гнедых лошадей, и на рысях въехала во двор.
Среднего роста худощавый лесничий спрыгнул с подножки пролетки и ровным, неторопливым шагом направился к конторе.
— Добрый вечер, — почтительно поклонился Моргуненко, чувствуя, как входит в роль румынского прихлебателя.
Лесничий едва кивнул головой и на ходу бросил:
— Вы ко мне?
— Да. Хотел бы поговорить с вами.
— Идемте.
Они вошли в маленькую комнату со столиком, покрытым зеленой бумагой, и тремя стульями.
— Овчаренко, — отрекомендовался Владимир Степанович.
— Шелковников, — ответил лесничий, подавая учителю руку.
— Алексей Алексеевич?! — горячо, полушопотом спросил Моргуненко, глядя в серые, спокойные глаза лесничего, и сдерженно улыбнулся.
Шелковников прикрыл дверь.
Некоторое время они молча стояли друг против друга. Лицо Шелковникова выражало недоумение и настороженность. Лицо Моргуненко — скрытую радость.
— Я слушаю вас, господин Овчаренко, — громко произнес лесничий, нажав на слово «господин».
Владимир Степанович понял эту настороженность. Ведь Шелковников не знал, кто стоит перед ним. Но Моргуненко уже не сомневался, что перед ним человек, которого он искал.
— Вы играете в шашки? — спросил учитель.
Шелковников шагнул ближе, выпрямился, как в воинском строю, и сдержанно ответил:
— Когда-то был разрядником.
— Составим партию?
— Охотно.
Это был пароль. И две крепких мужских руки до боли в суставах соединились в рукопожатии.
— Как вы нашли меня? — спросил Шелковников. — Хотя, знаете… наш разговор не для всех.
С этими словами лесничий вышел и с порога конторы крикнул во двор:
— Николай, заложи серого в двуколку!
Через несколько минут они ехали по узкой просеке. Солнце садилось далеко за лесом и только в прогалинах его косые лучи заливали золотом темнозеленую листву молодых дубков.
Моргуненко рассказал Шелковникову о своем пути сюда и о том, что нужно создать в Крымке подпольную комсомольскую организацию.
— Но мне там, на Первомайке находиться нельзя. Я получил указание пробраться сюда, разыскать вас и начать работу.
— И, кажется, сравнительно легко разыскали?
— Прямо сказать, мне повезло.
— Да, редкий случай, без явки так быстро напасть на след человека, которого ищешь. Теперь вам нужно устраиваться.
— Я за этим и шел сюда. Я не знал, кто вы. Мне ваш рабочий помог. Кстати, он наговорил мне про вас сорок бочек арестантов. Признался, как вы его вчера отхлестали вожжами.
Шелковников рассмеялся.
— Это надежный парень. Сам он из Нижних Серьгов под Свердловском, шахтер. Раненым попал в окружение, лечился в селе тут неподалеку. И вот теперь у меня конюхом, хотя в лошадях ни рожна не понимает. И научил его запрягать лошадей и многим другим премудростям. А насчет вожжей он вам набрехал сукин сын. Я его, действительно, один раз протянул вожжами, но это только для виду, надо было рвение свое показать перед этим подлецом из примарии. Да и вы незнакомый ему человек. А вид у вас, надо прямо сказать, не внушает доверия таким, как мой Николаи.
Алексей Алексеевич подумал и спросил:
— Вы кто по профессии?
— Учитель истории. Был директором школы в Крымке.
— Это хорошо, очень хорошо, — с уважением произнес Шелковников, — только историю тут преподавать не придется, будете вести другой предмет. Понимаете?
— Понимаю, Алексей Алексеевич. Предмет у на с вами теперь один.
— Вот именно, как вас?
— По паспорту?
— Нет, по имени и отчеству.
— Владимир Степанович.
— Вот именно, Владимир Степанович. Борьба предстоит большая и трудная.
— Трудности меня не пугают.
— Это так к слову. А работать будете здесь, в лесничестве, моим помощником. Правда, работа специальная, но для нас с вами не это главное.
— Вам придется учить меня, как учили конюха Николая запрягать лошадей.
— Научитесь, — усмехнулся Шелковников.
