Признательные показания. Тринадцать портретов, девять пейзажей и два автопортрета

Причем если издательства хоть и амбициозные, но не слишком пока могучие работают точечно, адресно (как, допустим, «Амфора», прибравшая вдруг к рукам Александра Проханова, для рынка открытого козявочкой «Ad Мarginem»), то монстры, вроде «ЭКСМО-Пресс», авторов, беременных успехом, гребут поистине с бульдозерным размахом, и самолично и благодаря дочерним или родственным фирмам (таким, как «Подкова», «Zебра Е», «Алгоритм», «Изографус» и т. п.) заполучая в свое владение и Татьяну Толстую, и Эдуарда Асадова, и Виктора Ерофеева, и Владимира Войновича, и Леонида Филатова, и Баяна Ширянова, и Илью Стогофф’а, и всех-всех-всех.

Вплоть до права на издание сочинений покойных Иосифа Сталина и Вадима Кожинова или книг благополучно здравствующих антиглобалистов и советофилов Александра Панарина и Сергея Кара- Мурзы.

Конечно, такой воинствуюшей эклектики, как Петрушевская, Сталин, Панарин и Баян Ширянов в одном флаконе, не могут (и не захотят) себе позволить ни традиционные журналы, ни традиционные — вроде «Вагриуса» — издательства, ведущие сколь-нибудь осмысленную литературную политику. Но «ЭКСМО-Пресс», как равным образом «АСТ» или «ОЛМА-Пресс», озабочены отнюдь не литературной политикой и не чистотою собственных риз, а бизнес-стратегией, первый же постулат которой гласит: успех не пахнет.

И последовательное проведение этого постулата в жизнь многое может изменить, уже меняет в неполноценном и, простите за выражение, ублюдочном, но за десятилетие более или менее устоявшемся устройстве нашего литературного сообщества.

* * *

Я сразу смазал карту будня…

В. Маяковский

Нельзя сказать, что литературное сообщество или, по крайней мере, некоторые из тусовок, его составляющих, совсем уж не готовились к переменам. Достаточно упомянуть, что помимо системных и внесистемных премий, о которых шла речь выше, у нас в середине 90-х годов завелись еще и контрсистемные, сориентированные на то, чтобы своею непрогнозируемостью смазывать привычную планиметрию и стратификацию литературного пространства, устраняя прежде всего признанное большинством сообщества разделение литературы на демократическую и патриотическую, элитарную и массовую.

Такой контрсистемной премией был безвременно погибший и, как говорят подростки, безбашенный Антибукер — и дело не в скандалах, сопровождавших его краткотечную, но бурную жизнь, а в том, что «Братья Карамазовы» достались-таки Б. Акунину, введя тем самым сыщицкую сагу про Эраста Фандорина в разряд высокой словесности.

Так с самого начала позиционировала себя и премия «Национальный бестселлер» и, промахнувшись разок с выдачей лавров вполне ожиданному Леониду Юзефовичу, достигла-таки цели, когда удостоверила принадлежность красно-коричневого Александра Проханова если и не к миру высокой литературы, то, во всяком случае, к миру авангардной литературной моды.

И даже Букер, наш чопорный, расчисленный Букер дал-таки слабину, отметив своим признанием роман Людмилы Улицкой: это, мол, еще литература, хотя, конечно, уже и рынок.

Что сие значит? Только то, мне кажется, что процесс пошел, и чем далее, тем более архаическими будут казаться публике как идеологический, так и собственно эстетический подходы к оценке литературных произведений, уступая место единственному критерию — коммерческой успешности или, наоборот, неуспешности того или иного текста, того или иного автора.

Оно, собственно, уже и сейчас так. Издательства хотят издавать только бестселлеры. И публика готова читать только бестселлеры. И Татьяна Толстая уже публично признается, что подсела на чтение Дарьи Донцовой, а Виктор Ерофеев как ровню приглашает Александра Проханова в свое телевизионное ток-шоу. И Александр Проханов как своего поля ягоду защищает Владимира Сорокина от «Идущих вместе». Успех тянется к успеху, звезда с звездою говорит, так что Александра Маринина с Дарьей Донцовой, судя по светской хронике, вполне уютно чувствуют себя в одной компании с элитой не только отечественного бизнеса, но и отечественной культуры. И никому уже не странно, что на одних и тех же витринах повышенного спроса соседствуют Толстая, Пелевин, Проханов, Акунин, Сорокин, Улицкая и Лимонов.

Они — не властители дум. Они — почувствуйте разницу — звезды. И ведут себя уже как звезды: Татьяна Толстая, например, явно примеривается к той роли, какую играет Алла Пугачева в мире отечественного шоу-бизнеса, а Б. Акунин, похоже, чувствует себя кем-то вроде Николая Баскова, что, срывая аплодисменты, поет попеременно и с Филиппом Киркоровым, и с Монсеррат Кабалье.

Их мало, их, может быть, семеро, но боюсь, что нынешнему читающему сословию большего числа писателей и не нужно.

Домового ли хоронят?

* * *

Ведьму ль замуж выдают?

А. Пушкин

И возникает вопрос: кому же все это выгодно — кроме, разумеется, монстров, завладевших контрольным пакетом прав на издание наших звезд, и помимо, естественно, средств массовой информации, которым и семь-то имен удерживать в оперативной памяти нелегко?

Вы угадали: в происходящей на наших глазах переоценке ценностей и в переустройстве мира словесности по модели шоу-бизнеса заинтересованы прежде всего те, кто на протяжении 90-х чувствовали себя лишенцами и изгоями в российском литературном сообществе.

Это — флагманы словесного масс-культа, многие из которых с ростом тиражей (и соответственно доходов), с умножением числа экранизаций, инсценировок и переводов на иностранные языки обзавелись, не могли не обзавестись и претензиями на роль крупных художников слова.

И это — добровольные насельники коммуно-патриотической писательской резервации, жаждущие если не эстетического реванша, то хотя бы коммерческого успеха в отместку за свое идеологическое поражение в боях конца 80-х — начала 90-х годов.

Скажут, я знаю, что эти группы писателей, а следовательно и их интересы слишком уж различны меж собою. Ой ли? Владимир Бондаренко, во всяком случае, думает иначе, когда, откликаясь на присуждение Александру Проханову премии «Национальный бестселлер», пишет:

«Героика русского вызова сначала завоевала массового читателя. Книги Константинова и Пронина, Кивинова и Афанасьева, Алексеева и Бушкова уже сформировали многомиллионный мир читателей новой героики. Имперская фантастика Рыбакова и Семеновой, Дивова и Трапезникова лишь подтвердила колоссальную популярность идеологии отпора.