— Отойдите с дороги, Тревиц, — сказала Блисс, — и не вздумайте прикоснуться к нам.
Тревиц быстро отступил в сторону.
Проходя мимо него, Блисс на секунду задержалась и сказала:
— Мне пришлось вмешаться в ее разум. Если я что-нибудь повредила, я вам этого никогда не прощу.
Тревицу хотелось ответить, что его ни на кубический миллиметр вакуума не волнует разум Фоллом, он опасался за компьютер. Однако перед концентрированным сиянием Геи благоразумнее было помолчать. (Он ощутил ужас, конечно, не от выражения лица Блисс.)
После того как Фоллом и Блисс скрылись в своей каюте, он еще порядочное время стоял молча и неподвижно. До тех пор, пока Пелорат не спросил:
— Голан, с вами все в порядке? У вас она ничего не повредила?
Как бы стряхивая оцепенение, Тревиц решительно покачал головой.
— Я в порядке, — ответил он, — в порядке ли компьютер, вот в чем вопрос.
Тревиц сел за пульт и положил руки на контакты, которые совсем недавно накрывали руки Фоллом.
— Ну? Что? — нетерпеливо спросил Пелорат.
Тревиц пожал плечами.
— Реагирует как будто нормально. Может быть, позже обнаружатся поломки, но пока все в порядке. — Затем он сердито добавил: — Эффективно компьютер соединяется только с моими руками. Но в случае с этой гермафродиткой дело не только в руках. Я уверен, что работали трансдукторы…
— А почему корабль тряхнуло? Ведь этого не должно быть?
— Не должно. Корабль гравитический, и мы не должны ощущать инерционных эффектов. Но эта монстриха… — Он сердито замолчал.
— Да?
— Я подозреваю, что она поставила компьютер перед двумя противоречивыми требованиями, причем каждое выразила так сильно, что компьютер должен был попытаться выполнить сразу оба. Пытаясь сделать невозможное, компьютер, наверное, на мгновение ослабил контроль за освобождением корабля от инерции. По крайней мере, так я объясняю происшедшее.
Но при этих словах лицо Тревица почему-то разгладилось.
— И, возможно, все к лучшему, — сказал он, — потому что теперь до меня дошло, что все мои построения насчет Альфы Центавра и ее Компаньона были ерундой. Я понял, куда Земля перенесла свою тайну.
Пелорат помолчал, потом решил не придавать значения последним словам, а вернуться к предыдущему вопросу.
— В каком смысле Фоллом предъявила противоречивые требования?
— Она сказала, что хочет, чтобы корабль летел на Солярию.
— Да, конечно, она хотела вернуться на Солярию.
— Но что она имела в виду под Солярией? Она никогда не видела Солярию из космоса и не может ее узнать. Когда мы улетали с Солярии, Фоллом спала. И хотя она читала ваши книги, Янов, и кое-что объяснила ей Блисс, вряд ли она представляет себе подлинную Галактику с миллионами планет. Она выросла в подземелье в одиночестве, она могла понять только общую концепцию о том, что планет много. Но сколько? Две? Три? Четыре? Ей любая планета может показаться Солярией. Да еще Блисс, чтобы успокоить ее, обещала, что после Земли мы сразу вернемся на Солярию. Фоллом могла считать, что Солярия где-то рядом.
— Откуда вы все это взяли, Голан?
— Да ведь она нам почти сказала это, когда мы на нее обрушились. Она кричала, что хочет на Солярию, а потом, кивая на экран, сказала 'туда!' А что мы видим на экране? спутник Земли. Когда я оставил приборы, там была Земля. Но Фоллом, наверно, представила себе спутник, когда требовала Солярию, и компьютер навела на спутник. Уж поверьте мне, Янов, я-то знаю, как работает этот компьютер.
Пелорат задумчиво посмотрел на толстый светящийся серп на обзорном экране.
— По крайней мере, на одном из языков Земли он называется 'Луна', — сказал он, — а на другом — 'Селена'. Возможно, существовало и много других названий… Представьте себе путаницу, старина, на планете с многочисленными языками: сколько недоразумений, сколько осложнений, сколько…
— Луна? — повторил Тревиц. — Что ж, это достаточно просто… Начав думать о ней, ребенок с помощью своих трансдукторов попытался передвинуть корабль, используя корабельный источник энергии. Возможно, это и вызвало мгновенный инерционный сбой… Но это неважно, Янов. Важно, что при этом компьютер вывел на экран Луну — мне нравится это название, — увеличил ее и оставил на экране. И вот я смотрю на Луну и думаю.
— О чем же, Голан?
— О величине Луны. Мы привыкли игнорировать спутники, Янов. Это такая мелочь! Но этот — другое дело. Целая планета. У него диаметр около тридцати пяти сотен километров.
— Какая же это планета? Для обитания она непригодна. Даже тридцати пяти сотен километров в диаметре слишком мало, чтобы удержать атмосферу. Это видно и так: облаков нет совсем, линия окружности на фоне космоса резкая и ясная, так же как и линия, разделяющая полушарие на темную и светлую стороны.
— Вы становитесь опытным космическим путешественником, Янов. Вы правы. Воздуха нет. Воды тоже нет. Но это значит только, что для обитания непригодна поверхность Луны. А как насчет подземелья?
— Подземелья? — сомневаясь, протянул Пелорат.
— Да, подземелья. Это ведь вы рассказали, что города Земли находились в подземелье. Мы знаем, что Трантор был подземным. На Компореллоне значительная часть столицы под землей. Солярийские замки тоже под землей. Это в Галактике обычное дело.
— Но, Голан, все эти планеты пригодны для обитания. Там люди могут жить и на поверхности, там есть атмосфера, океаны. Разве возможна жизнь под землей, когда нет атмосферы и воды?
— Ну, Янов, подумайте! Где мы живем в настоящее время? 'Далекая Звезда' — маленький мирок с непригодной для обитания поверхностью. Снаружи нет ни воздуха, ни воды, но мы живем внутри со всеми удобствами. В Галактике полно космических станций, различных космических поселений, не говоря уже о космических кораблях. Считайте Луну гигантским космическим кораблем.
— И внутри — команда?
— Да. Может быть, там миллионы людей. А также животные, растения и передовая технология… По-вашему, это неразумно, Янов? В свои последние времена Земля послала колонистов на Альфу Центавра, и, если с помощью Империи она могла терраформировать планету Альфа и построить там участок суши, почему бы она не смогла послать колонистов на Луну и
