галактический. У солярийцев, должно быть, особые способности к языкам. Подумайте, ведь Бандер свободно говорил на галактическом, хотя слышал его только по гиперпространственным передачам. Может быть, эти мозги замечательны не только трансдукторами.
Тревиц хмыкнул, а Блисс продолжила:
— Только не говорите мне, что вы по-прежнему недолюбливаете ребенка.
— Не то чтобы недолюбливаю, но и не особенно люблю. Просто это существо меня беспокоит. Уже хотя бы тем, что я не знаю, как к нему относиться.
— Послушайте, Тревиц, это смешно. Фоллом — вполне приспособленное к жизни создание. Только представьте себе, какими отвратительными должны казаться в обществе солярийцев вы или я, вообще мужчины и женщины. И те и другие — только часть целого и с целью размножения вынуждены вступать во временное и уродливое соединение.
— Блисс, вам оно не нравится?
— Не притворяйтесь, что не понимаете. Я только стараюсь взглянуть на обычных людей с точки зрения солярийцев. Так что если Фоллом вызывает у вас неприязнь, то это просто близорукая и ограниченная реакция.
— Честно говоря, неприятно, когда не знаешь, говорить с ним как с мальчиком или как с девочкой. И в мыслях, и в разговоре все время спотыкаешься…
— В этом виноват наш язык, а не Фоллом. Но я рада, что вы подняли этот вопрос, потому что сама об этом думала… Говорить 'они', как упорно говорил о себе Бандер, не выход. Я считаю, это нужно выбрать нам самим. Я думаю о Фоллом как о девочке. У нее характерный высокий голос, и она обладает способностью к произведению потомства, а это — главный признак женщины. Пел согласился со мной, почему бы и вам не согласиться? Пусть будет 'она' и 'ее'.
— Ладно, согласен… — Тревиц поколебался, но решил все же сказать: — Каждый раз, когда я вижу вас вместе, мне все больше кажется, что она вам заменяет ребенка. Может быть, все дело в том, что вы хотите иметь ребенка, но не надеетесь, что вам его подарит Янов?
Глаза Блисс широко раскрылись.
— Пел мне нужен не для этого! Неужели вы думаете, что я смотрю на него с этой точки зрения? И вообще, мне еще не время иметь детей. А когда это время придет, у меня будет геянский ребенок, и Пел для этого не годится.
— Вы хотите сказать, что дадите Янову отставку?
— Вовсе нет. Только временный развод. Можно даже воспользоваться искусственным оплодотворением.
— Я думаю, вы сможете иметь ребенка только тогда, когда освободится место, то есть когда на Гее кто-нибудь умрет.
— Вы формулируете безжалостно, но по существу это так. Гея должна быть гармонична во всех частях и в родственных связях.
— Как это обстоит и у солярийцев.
— Ничего общего. — Губы Блисс сжались,и лицо побледнело. Солярийцы производят больше, чем надо, и уничтожают лишних. А мы производим столько, сколько нужно. Как, например, вы заменяете верхний слой кожи как раз достаточным ростом и ни клеткой больше.
— Я понимаю, что вы имеете в виду. Надеюсь, кстати, что чувства Янова вы учитываете.
— В отношении моего возможного ребенка? Это мы с ним не обсуждали. И не будем.
— Нет. Я не об этом… Меня поражает, что вы все больше заботитесь о Фоллом. Янов может почувствовать, что им пренебрегают.
— Никто не пренебрегает Пелом. И он заботится о Фоллом не меньше, чем я. Она еще больше сближает нас. Может быть, это вы чувствуете, что вами пренебрегают?
— Я? — Тревиц искренне удивился.
— Да, вы. Я не лучше понимаю изолятов, чем вы понимаете Гею, но мне кажется, что на этом корабле вы хотите быть в центре внимания, и у вас может возникнуть ощущение, что Фоллом вас вытесняет.
— Это глупо, — сказал Тревиц.
— Не глупее, чем ваше предположение, что я пренебрегаю Пелом.
— Тогда давайте прекратим спор и объявим перемирие. Я постараюсь считать Фоллом девочкой и постараюсь не слишком переживать из-за того, что вы не считаетесь с чувствами Янова.
— Спасибо. Значит, все хорошо.
Тревиц отвернулся. Блисс сказала:
— Подождите!
— Да? — повернувшись к ней, устало сказал Тревиц.
— Я совершенно ясно вижу, что вы грустны и подавлены. Я не собираюсь зондировать ваш разум, но, может быть, вы скажете мне, в чем дело? Вчера вы сказали, что в этой системе нашлась подходящая планета, и выглядели очень довольным. Надеюсь, вы не ошиблись? Эта планета никуда не делась?
— В системе есть подходящая планета, она никуда не делась, — ответил Тревиц.
— И у нее подходящие размеры?
Тревиц кивнул.
— Раз она подходящая, то и размеры тоже. И удаление от звезды.
— Так в чем же дело?
— На этом расстоянии уже можно проанализировать атмосферу. Оказалось, что ее практически нет.
— Нет атмосферы?
— Практически нет. Эта планета непригодна для обитания, а другой подходящей планеты в системе нет. Так что и третья попытка у нас с нулевым результатом.
Пелорат стоял в дверях пилотской каюты и мрачно молчал. Он смотрел на грустного Тревица и, очевидно, надеялся, что тот сам начнет разговор.
Но Тревиц не начинал. Его упорное молчание тянулось бесконечно.
Наконец Пелорат не выдержал и робко спросил:
— Что мы собираемся делать?
Тревиц поднял глаза на Пелората, потом отвернулся.
— Высадимся на планете, — сказал он.
— Но, если там нет атмосферы…
— Это утверждение компьютера. До сих пор компьютер говорил мне то, что я хотел услышать, и я это принимал. Теперь он говорит мне то, чего я слышать не хочу. Я должен проверить. Может быть, он все-таки способен ошибаться, и мне хочется, чтобы он ошибся на этот раз.
— Так вы думаете, что он ошибается?
— Нет, не думаю.
— Может быть, вам пришла в голову какая-нибудь причина, из-за
