полка. Ты — наши глаза и уши — корректировщик. По несчастной случайности ты в последние дни войны попал в плен. Нам же посчастливилось больше. Сразу после войны мы вернулись к своим пенатам, скажем, в Вентспилс. Памятник погибшим рыбакам в Вентспилсе поставлен не в память о нас. Ужавский маяк всегда приветливо встречает нас, когда мы возвращаемся с богатым уловом с моря… Как, подойдет такая легенда для твоей жены?
— Ну что ж, если блики Ужавского маяка вы считаете приветливыми, тогда легенда может выдержать испытание… — сдержанно сказал Янис.
Все прошли в комнату Яниса и уселись кто куда, словно замерли, — видно, крепко устали перед этим.
Янис осторожно спросил:
— Трудно было добираться?
— Двое суток в лесу! — коротко ответил Вилкс. И вдруг взорвался: — Да перед этим двое суток болтались в море! А ночная высадка, когда того и жди, что тебя подстрелят! А бег по лесу, чтобы уйти подальше от берега…
У остальных нервы, видно, тоже сдали, заговорили все, перебивая друг друга, торопясь, будто жаждали сочувствия:
— И в школе последние дни держали, как в тюрьме! Никуда не отлучайся, ни с кем не разговаривай! — это пожаловался Лаува. — Только перед отправкой дали погулять.
— А меня совсем было похоронили! — проворчал Эгле. — Сначала решили сообщить родственникам, что я погиб при автомобильной катастрофе. Еле-еле уговорил начальника школы, чтобы обождали хоронить, сказали бы, что заболел и отправлен на лечение в Шотландию. Ведь если скажут, что погиб, как я вернусь потом к своим?
«Так вот вы откуда, — подумал Приеде. — Далеконько забрались! И, как видно, изнервничались уже в первые часы! И удастся ли еще тебе вернуться? Похоже, что сюда проще прийти, чем выйти…» — но объяснять ничего не стал, только спросил:
— Как вы меня разыскали?
— О, у большевиков отлично поставлена справочная служба, — усмехнулся длинный.
— Документы-то у вас есть? — с некоторой неприязнью спросил Приеде.
Длинный пожал плечами, сказал:
— Черт их знает, что это за документы. У меня справка, что я работаю на заводе в Лиепае.
— А мы с ним, — толстенький кивнул на серого, — если судить по справкам, рыбаки…
— К справкам нужны еще паспорта! — сухо предупредил Приеде.
Теперь он разглядел своих гостей более внимательно. Вилксу было лет, примерно, тридцать — тридцать пять, был он черноволос, лицо худощавое, глаза острые, он казался более спокойным и самостоятельным, хотя нервное возбуждение порой охватывало и его.
Лаува — толстенький коротышка, тоже лет тридцати пяти, с грубым лицом, подпорченным оспой, с длинными волосами пепельного цвета, в которых так долго незаметна седина.
Эгле — молчаливый и неприметный, совсем еще молодой, и пороху-то, наверное, не успел на войне понюхать, казалось, больше, чем другие, подходил ко взятой им роли: не то человек без тени, не то тень без человека. С таким серым лицом, с такими невыразительными глазами, в такой неброской одежде люди не запоминаются. Но в глазах у него проглядывал испуг, и Приеде невольно подумал: «С этим будет хуже всего! От испуга он может выстрелить тебе в живот, а потом станет клясться, что это произошло случайно!»
— Для знакомства не мешало бы выпить! — сказал Вилкс. — Деньги у нас есть! — он вытащил из кармана пачку пятирублевок, перетянутую резинкой, и похвалился, как перед своим человеком: — Мы привезли с собой целых сто тысяч!
— Что же, вы все сто тысяч так и получили пятирублевками? — Приеде усмехнулся. — Надо было брать сторублевки, карманы меньше отдуваются.
— Сторублевки тоже есть, но хозяева предупредили, что плохо одетый человек со сторублевкой может вызвать подозрение… — пробормотал Вилкс.
— А у нас здесь лордов нет! — отрезал Приеде. — Я на работу тоже не в смокинге хожу, однако получаю и полторы и две тысячи. Что же, я должен получать их рублевками? Вы хоть цены-то знаете?
— Мы еще ничего не покупали. Расплачивались только с шофером грузовика, который нас подвез от Вентспилса. Шофер взял по двадцать пять рублей. Мы не торговались.
— Еще бы! Стали бы вы торговаться! — иронически сказал Приеде. — Но шофер — не грабитель, приравнял свою машину к автобусу. На автобусе берут примерно столько же…
Теперь он чувствовал себя как-то увереннее. Все-таки он был дома, а эти — всего лишь гости, пусть и непрошеные. Много ли они понимают в том мире, в который попали? Вон даже этот Вилкс, человек-волк, и тот утратил свои повелительные интонации, как только речь зашла о простых жизненных вещах.
Этими мыслями Приеде с «гостями» не поделился, просто взял деньги, попросил сидеть тихо, а когда вернется Майга, рассказать ей о себе, как условились. На звонки не выходить: у Майги свой ключ.
Вернулся он быстро, принес даже не одну, а две бутылки.
Жены еще не было.
Не нарушая празднично убранного стола, отыскал в холодильнике запасы, достал стопки, перенес все в свою комнату.
Сели за стол. Пили и ели гости очень осторожно, несмотря на то что, как они сказали, последний сухой паек, состоявший из нескольких галет и порошков «от страха», уничтожили еще рано утром.
Первую стопку водки вместе с Янисом выпил Лаува. Двое его друзей подняли их на уровень груди, внимательно, чуть ли не пронизывающе глядя в глаза Яниса. Яниса чуть не передернуло, но делать было нечего, выпил.
И сразу вспомнил, как немецкие офицеры, когда он стал их помощником, здорово третировали его, хотя всячески пользовались его малодушием. Заставляли работать на передатчике под их диктовку, дезинформируя советское командование, даже похваливали за чистую работу, обещали какие-то награды, хотя какие награды могли они ему дать, когда и сама-то Германия разваливалась…
Пришельцы пить боялись, хотя с жадностью поглядывали на отличную рижскую водку «Кристалл», приправленную немного черным бальзамом. И водка и бальзам были им известны, боялись они Яниса. Вдруг этот бывший радист, попавший когда-то в плен к немцам, переменился настолько, что отравит их. А разве это исключается? Он безумно влюблен в свою жену. Они заставили его слушаться чуть ли не насилием. Вот он уходил в магазин. А что, если какой-нибудь Балодис, вместе с которым, как рассказывал им Силайс, Приеде по поручению советского командования был в тылу у немцев, дал ему такое спиртное, которое может моментально усыпить, чтобы чекисты без особого труда схватили их?
Нет, как ни велик соблазн, лучше пить по очереди, наблюдая, какова реакция соседа. И пусть первым пьет Лаува, у него глотка луженая, он может выдержать все!
Янис видел, как жадно они смотрели на Лауву. А тот медленно цедил ароматную от бальзама жидкость, выпив, даже языком причмокнул, и сразу протянул стопку, чтобы Янис налил еще. Тут уж и Вилкс и Эгле не выдержали, осторожно пригубили, а потом хватили так торопливо, словно изнемогали от жажды.
Но Приеде сделал вид, что ничего не заметил. Ни кривлянья под офицерский этикет, ни страха. Налил по второй стопке всем, спросил:
— Ну, а если бы вы не нашли меня или не застали, что бы вы стали делать?
— Было бы плохо! — признался Вилкс. — Пришлось бы снова возвращаться в лес. У него, — он кивнул на толстого Лауву, — в Видземе проживает женщина, которую он называет женой…
Вилкс уже без опаски снова постучал стопкой по столу, выпил, жадно принялся есть. Затем, передохнув немного, сказал:
— Нам надо обязательно установить связь с «лесными братьями». Нет ли у тебя на примете кого- либо, знающего, где они находятся?
Объяснять, что «лесные братья» давно уже выловлены чекистами, а если где и остались, так прячутся хитрее лис, — Приеде не хотел. Будет время и для деловых разговоров. Он только пробормотал:
