Последний вопрос разведцентра Вилкс снова адресовал Будрису. А сам пока сообщил:
Все это время Будрис действовал где-то на юге, возле Вентспилса. Там находились в тайнике вещи и деньги, привезенные Петерсоном, там изыскивались возможности вывоза Вилкса на рыбацкой лодке в море.
В ночь на седьмое мая дежурный по лагерю услышал далекие позывные. Впечатление было такое, что где-то на проселках заблудилась автомашина. Весь лагерь был поднят на ноги: приехал Будрис!
Осторожный Будрис остановил автомашину в пяти километрах от лагеря. В грузовике находилось несколько ящиков свежекопченой рыбы. Под этими ящиками Будрис запрятал снаряжение Петерсона, и все, что осталось от погибшего Густава. Юрка, Граф и Делиньш сняли с машины ящики с рыбой, чемоданы Петерсона и Густава и торжественно повели Будриса в лагерь. Только к рассвету «братья» перетаскали весь груз в лесной бункер.
Петерсон был бесконечно рад получить свое снаряжение. Все оказалось в целости и сохранности. Хитроумная упаковка предохранила вещи от сырости. Пока Кох готовил завтрак, Петерсон разбирал и показывал «братьям» свое снаряжение. Тут были новейшая портативная радиостанция, которая переносилась в небольшом портфеле, ручной генератор, преобразователь тока, кварцы, средства тайнописи, радиомаяк для наводки самолетов и катеров, который Петерсон сразу передал Вилксу для его предстоящего путешествия в море, пистолеты, автоматы бесшумного боя, шифровальные блокноты, яды, химикалии для подделки документов, четыреста пятьдесят тысяч рублей денег, всяческие предметы обихода: щетки, кисточки для бритья, зеркальце, зубные щетки — и каждая из этих мирных на вид вещей имела какой-нибудь тайник, в котором было спрятано недоброе содержимое…
Радисты прежде всего занялись, конечно, радиостанцией. И сразу возник спор, где она изготовлена? Английские и американские детали были словно намеренно перемешаны в таком порядке, что решить, кто же создатель конструкции, было невозможно.
— Это, наверно, для того, чтобы нельзя было определить, какую разведку представляет шпион…
— Так проще простого допросить самого шпиона! — засмеялся Граф. — Уж если такая рация попадет к «синим», значит, и радист будет у них в руках!
— Шпион обязан отравиться! — совершенно серьезно выпалил Делиньш.
Длинный горбатый нос Графа вдруг вытянулся чуть не до самых губ.
Петерсон заподозрил какую-то насмешку, но Делиньш выглядел так деловито, что обрушиться на него за паникерство не было никакой возможности. Тогда английский эмиссар решил поразить воображение этих новичков в сложном и трудном деле шпионажа, чтобы пресечь неуместные разговоры об опасностях профессии.
Он достал из чемодана два одинаковых блокнота, вырвал по листку бумаги, взял со стола кружку, налил воды.
— Допустим, — начал он тоном бывалого лектора, — я нахожусь возле аэродрома и записываю или зарисовываю кое-какие данные, которые меня интересуют. И вдруг ко мне подходит подозрительный человек… Что я должен сделать? Прежде всего уничтожить улики. Уликой могут стать мои записи или рисунки. Тогда я делаю так… — он помедлил немного, привлекая всеобщее внимание, взмахнул листом бумаги перед лицами заинтересованных зрителей, как настоящий фокусник, и опустил бумагу в кружку с водой. Подняв кружку, он подал ее первому потянувшемуся к ней слушателю. Кружка была полна прозрачной водой. Никаких следов бумаги в ней не было.
Петерсон насладился неожиданным эффектом и нарочито спокойно сказал:
— Чтобы не было никаких подозрений, я могу выпить эту воду… — и действительно выпил, поставил, нарочито стукнув, пустую кружку на стол.
— Ну да-а… — иронически протянул дотошный Делиньш. — А если кружки рядом не будет?
— Но может быть пруд, речка, наконец, просто лужица от лошадиного копыта, — пояснил Петерсон с упорством прирожденного педагога, хотя ему больше всего хотелось закатить затрещину этому простоватому пареньку. Если бы не золотые руки и всегдашняя готовность Делиньша помочь, выручить, услужить товарищу, Петерсон ни за что не взял бы его своим помощником, слишком уж не проста была его простоватость, так и казалось, что за ней скрывается очень умная усмешка. Вилкс признался Петерсону, что Графа больше обучал Делиньш, нежели он сам, хотя, конечно, благодарность от разведцентра предназначается именно Вилксу.
— А если не будет ни пруда, ни болотца? — продолжал выспрашивать дотошный Делиньш. — Тогда как?
— Ну, разорвать на клочки и пустить по ветру! — не очень уверенно предположил Граф.
— А «синие» подберут каждый клочок и склеят. И приклеят тебе смертный приговор! — продолжал упорствовать Делиньш.
Петерсон видел, что спор принимает нежелательный оборот. Как там ни говори, но это мужичье — он уже понимал, что среди лесных бандитов образованных людей раз-два и обчелся, а костяк составляют те самые хуторяне, которые своей инертностью и ограниченностью погубили старую Латвию, — это мужичье боится всякого нового дела. Они привыкли убивать, грабить, отсиживаться по лесам, а ведь их предстоит научить тонкому делу разведки, без них Петерсон вряд ли сумеет подобраться к тому воображаемому аэродрому, о котором он начал речь. Все это надо учесть… Поморщившись, он небрежно сказал:
— На разведку работают лучшие ученые мира! Неужели вы думаете, что там не нашлось ни одного человека, который не предусмотрел бы и этот вариант?
Он вырвал еще листок из блокнота, дал его Делиньшу:
— А ну-ка, проглоти это!
Делиньш недоуменно повертел бумажку, скомкал ее и сунул под язык. На лице у него возникло такое удивленное выражение, что Петерсон не выдержал, расхохотался. Засмеялись и другие, еще не понимая, что же произошло с Делиньшем. А Делиньш сделал глотательное движение, удивленно сказал:
— Ничего нет во рту! И вкусно! Как будто жевательную резинку подержал, а ее вдруг не стало. Дадите еще один листик?
В голосе его было столько умильной просьбы, что и всем захотелось попробовать на вкус удивительную бумагу, которая имела такую невероятную способность исчезать в воде и таять во рту, да еще походить по вкусу на американскую жевательную резинку.
Петерсон роздал всем по листку, ухмыляясь тому, как страх перед тяжкой работой шпионов у этих простодушных людей таял подобно той специальной бумаге, которую они пытались удержать во рту, а она исчезала, оставляя лишь привкус мяты и сахара.
Потом он взял листок из другого блокнота. Теперь все следили за ним и его действиями с почтительным вниманием.
— Допустим, — все тем же лекторским тоном продолжал он, — вы работаете у себя дома. Например, шифруете радиограмму, которую надо срочно передать. — Он положил лист на стол и принялся чернилами писать на нем цифровую вязь шифра. — В это время вы курите сигарету. И вдруг — стук в дверь! Вы подходите к двери, естественно, взяв свою запись в руки, чтобы не оставлять ее на столе… — он проделывал то, о чем говорил. — Спрашиваете: «Кто там?» — Вам отвечают: «Дворник»! — или «Телеграмма!» — Вы подозреваете, что это «синие». Тогда, не вызывая у них никакого подозрения, что вы что-то прячете, вы тут же делаете так… — Он поднес лист к еле дымящейся сигарете, и лист вспыхнул, как магний, с той лишь разницей, что не осталось ни пепла, ни дыма, ни запаха. И спокойно распахнул дверь.
За дверью сияло солнце, под большой елью сидели Вилкс, Лидумс и сам Будрис. Петерсон взглянул на них и пожалел, что потратил столько времени на пустые фокусы. Там, под елью, как будто только что
