что?то от Греты Гарбо. Мы встречались еще несколько раз, но об этом — ни слова! Если расскажу больше, то рискую получить по шее, а учитывая, что мы тридцать девять лет прожили вместе не ссорясь, то стоит ли начинать теперь!
Кольцо на пальце
После Сен — Тропе мы стали жить вместе. Мне это казалось очень удобным, но у моей протестантки были свои принципы: она хотела иметь семью и детей. Я уже был отцом и дважды получил не очень обнадеживающий опыт семейной жизни, поэтому мне казалось, что этот вопрос закрыт, пока она не уехала в Швецию повидаться с семьей. Я звонил, но никто не отвечал. Мои ежедневные звонки оставались без ответа. Я тосковал, мне вскоре надо было уезжать на гастроли в Сан- Франциско. Я уже привык к ее молчанию, но это молчание, еще более тягостное, чем прежнее, казалось, отдалило ее от меня навсегда. Я решил ехать без нее в Штаты, откуда продолжал звонить, и все так же безрезультатно. Ее неожиданному отъезду предшествовали злосчастные слова, которые я сказал о женитьбе: двойной отрицательный опыт отбил у меня всякую охоту начинать все с начала. Я страшно сожалел об этих словах, в которых, конечно, и была причина ее молчания. И, хотя я звонил, звонил, звонил, она опять бросала трубку. Однажды я позвонил в очередной раз и, не дав ей времени ответить, предложил пойти к Лапидусу заказать платье и приехать ко мне, чтобы пожениться. Мы зарегистрировали наш брак в JIac?Berace 11 января 1967 года в городской ратуше, в присутствии мэра, за чем последовал прием, на котором были мы и наши свидетели — Сэмми Дэвис — младший, Петула Кларк, Аида, Жорж Гарварянц, наши друзья из Франции, Кирк Дуглас с супругой и множество артистов, выступавших тогда в Вегасе.
Вернувшись во Францию, я решил устроить традиционную свадьбу с членами нашей семьи. Поэтому отправился к архиепископу армянской церкви на улицу Жан — Гужон, чтобы назначить день церемонии. Когда он обратил мое внимание на то, что несколько десятилетий назад я уже получал благословение в этой же самой церкви и что христианская религия не приветствует разводов и повторных браков, я вылил на него поток непререкаемых аргументов, в соответствии с которыми именно эта женитьба должна была стать прекрасной рекламой церкви и побудить молодые пары вроде нашей вернуться к истокам. Немного посомневавшись, добрый человек согласился, предупредив меня: «Сын мой, это будет последний раз». И это был последний раз. То, что Улла отказалась изменить вероисповедание, не играло роли, поэтому через год и один день после оформления брака в Вегасе, 12 января 1968 года, армянский архиепископ благословил нас на счастье, а не на горе.
Улла, снова Улла и только она. Больше всего на свете она любит своих детей, родителей, друзей детства, собак и, смею надеяться, меня тоже. Она всегда готова смеяться, особенно вместе с детьми, которые в этом отношении невероятно похожи на мать. Смех ее очарователен. Она смеется по пустякам, ее смешат безобидные шутки, а не грубые анекдоты или другие забавные истории, которые обычно принято рассказывать. Иногда она хохочет, как безумная, до слез и не может остановиться. В такие моменты я представляю ее ребенком среди снегов родной Швеции, в компании братьев, сестер и друзей. Она из семьи, где шестеро очень правильно запрограммированных детей — мальчик, девочка, мальчик, девочка, мальчик, девочка. Я отчетливо представляю себе эту обстановку, хотя наверняка это всего лишь плод моего воображения — бергмановское молчание, изредка прерываемое словами, произнесенными вполголоса, спокойные, сдержанные и размеренные жесты.
Когда мы познакомились, наши друзья были уверены, что наш союз продержится от силы два — три месяца. И на самом деле, что хорошего могло найти это спокойное озеро в таком шумном и безалаберном человеке, как я? Никогда не спрашивал ее об этом. А что, на самом деле, мог я найти в женщине, столь далекой от моей профессии? И при этом ни одному из нас не пришлось идти на уступки. Мы приняли друг друга такими, какие есть, со всеми излишествами и недостатками. Например, Улла, в отличие от меня, любит долгие прогулки по лесам, тем более что она ходит на мой взгляд слишком быстро. Поэтому в таких упражнениях меня заменяют наши собаки. Я люблю выйти куда?нибудь вечером, а она, в отличие от меня — нет, и тогда ее заменяют наши дети. И вот уже тридцать девять лет мы вместе! А может быть, всего тридцать девять? Я ее немного «разбудил», она меня остепенила. Что же может быть лучше?
И было у них много детей
10 октября 1970 года Улла почувствовала, что пришел назначенный час. За несколько дней до этого она уже собрала чемодан и спокойно подготовилась к великому событию. Я молниеносно оделся, усадил будущую маму в машину и, используя особые зоны проезжей части, помчался в Нейи, в клинику Сент — Изабель. А сам все думал: «Как же она могла быть настолько уверена в точной дате?» Но такова уж мадам — пунктуальна, точна и уверена в своих действиях. Приехав в клинику, я через вход для неотложной помощи провел жену в ее палату. «Тебе не стоит оставаться здесь. Пойди пройдись, возвращайся через час или два», — сказала она. Мы оба слишком стеснительны, поэтому я не осмелился присутствовать на родах. Не заставил себя долго упрашивать и ушел, тем более что с беременной женщиной, особенно в день рождения ее первого ребенка, спорить не стоит. Он принадлежит ей одной, и только ей. Некоторое время бесцельно колесил по улицам Парижа, а, вернувшись в клинику, увидел, как две медсестры вывозят из лифта каталку, на которой лежит еще не совсем пришедшая в себя Улла, обнимая розовую и толстенькую Катю, желанного ребенка, ребенка Уллы, до которого, если так можно выразиться, никому не позволено было дотрагиваться. Это было ее добро, ее творение, к которому мог приблизиться только я один, да и то в самом крайнем случае.
С Мишей все прошло более нормально. Рождение Николя, последнего малыша, которому сегодня двадцать шесть лет, произошло в самом разгаре августа, когда я должен был ехать в турне по Италии. Улла посоветовала мне отправиться туда с двумя старшими детьми, утверждая, что прекрасно справится одна. И действительно, через несколько дней, в тот момент, когда Катя и Миша весело плескались в бассейне гостиницы Сан — Ремо, она по телефону сообщила нам, что родился мальчик. Когда мы вернулись домой, в Женеву, вся семья в полном составе растворилась в счастье. А сегодня настал Катин черед качать маленькую Лейлу, появление которой сделало нас с Ул- лой счастливыми бабушкой и дедушкой.
Дерево растет
Я никогда не сочинял песен о своей жизни, конечно, кроме той, которую назвал «Автобиография». Но сегодня, если оставить в стороне некоторые из моих «вещичек», я нахожу во многих фразах и строках текстов собственного производства внушительное количество сентенций и мыслей, которые отражают мой внутренний мир и разоблачают меня. Как будто в них я неосознанно предвосхищал свое будущее, и все это начиная с самого юного возраста. Подобное явление не имеет никакого отношения к инстинкту, умственному развитию или уровню культуры, нет, это просто нечто необъяснимое и удивительное, по поводу чего я постоянно задаюсь вопросом и не нахожу ответа. Например, «Сара», музыку к которой я написал. Ее текст долго валялся среди бумаг Жака Планта, не знавшего, что с ним делать. Он сразу же покорил меня. Это история дочери еврейского портного, которая выходит замуж и уезжает в далекую Америку, оставляя своих близких. Я не портной и не еврей, но моя дочь Седа тоже уехала туда со своим будущим мужем. Я, как все эгоисты, люблю, чтобы все мои были рядом или хотя бы в пределах видимости, поэтому пережил ее отъезд как разрыв — наподобие той еврейской семьи. Выйдя замуж и обустроившись, Седа стала американкой и подарила мне двух прекрасных внуков, Лиру и Жакоба, которых я, как мне кажется, вижу слишком редко. По счастью, благодаря концертам я время от времени бываю в Калифорнии, где они живут. И тогда у меня появляется возможность посетить внуков, которые не говорят по — армянски и с большим трудом общаются со мной на французском языке с американским акцентом, который так любят по эту сторону Атлантики.
